Для поэта деревня источник вдохновения, для регионального чиновника — головной боли. А для социолога? О том, кто такие сельские фрилансеры, откуда вывозили молоко вертолетами и что общего между Аскотом и Сузуном, рассказывает кандидат социологических наук Ольга Петровна Фадеева из Института экономики и организации промышленного производства СО РАН.
— С самого начала, с момента выпуска из НГУ, я занимаюсь проблемами деревни. Это направление разрабатывалось в свое время академиком Татьяной Ивановной Заславской, ее коллегами и учениками. В советскую эпоху существовал запрос на такого рода исследования: партия хотела знать, как живёт село. Мой научный руководитель Александр Николаевич Шапошников пробудил интерес к этой работе. На базе нашего отдела социологии формировалось несколько экспедиционных отрядов, которые выезжали «в поле» — в Алтайский край, Новосибирскую область. В это время Татьяна Ивановна сотрудничала с британским профессором Теодором Шаниным, исследователем дореволюционной России, который организовал в Англии первую школу для советских социологов. Я с моими коллегами прошла отбор и проучилась у профессора Шанина три месяца. Затем, в конце 1980-начале 1990-х, у него появилась идея организовать проект по изучению истории российского села через призму семейных историй крестьян, переживших революцию, НЭП, коллективизацию и раскулачивание.
Заручившись поддержкой ВАСХНИЛ (сельхозакадемии), британский учёный сформировал команды, которые на несколько месяцев десантировались в различные регионы: в Сибирь, Поволжье, южные и северные области России и даже в Белоруссию. Интервьюерами становились не только и не столько социологи, сколько представители самых разных профессий, в том числе не связанных с наукой. Главным качеством было умение располагать к себе людей. Лично я с коллегой из США выезжала в Ленинск-Кузнецкий район Кемеровской области. Результатом выполнения этой программы стал обширный архив очень интересных материалов, часть которых, по договоренности, хранится у меня. На их основе было выпущено несколько коллективных монографий, в том числе «Голоса крестьян» с расшифровками интервью. В этих «голосах» отразились также бурные события тех лет: перестройка, референдум о судьбе СССР, появление первых фермеров…
Следующий этап наших наблюдений пришёлся на 1990-е годы. Новая российская власть не слишком хотела знать, что происходит в аграрном секторе, но имела большое желание реформировать его. Происходил резкий, скачкообразный переход к рынку. Колхозам и совхозам ставилась директива: буквально за считанные недели принимать решения о выборе новых форм собственности. Отказ от господдержки сельским хозяйствам и фактически неограниченный импорт продовольствия привёл к быстрому упадку собственного производства: зарубежная продукция из стран, где она дотируется государством, оказалась более конкурентоспособной.
Напомню, что в советское время себестоимость литра молока была не 20 копеек за литр (цена при покупке на розлив), а, минимум, 70. Государственная политика нацеливалась на поддержку сельского хозяйства как такового, где бы оно ни велось. В Северном районе Новосибирской области мне рассказывали, что из отдаленных мест молоко вывозилось на вертолете: понятно, в какую копеечку оно обходилось… В условиях моментального перехода от планового дотационного хозяйства к фактически нерегулируемым рыночным отношениям аграрный сектор России стал быстро приходить в упадок. Селяне забыли про регулярную выплату зарплат, про обязательные поставки горючего и запчастей, про многое другое. В этот период появляются сёла, которые мы с моей коллегой Земфирой Ивановной Калугиной не совсем правильно назвали «брошенными»: люди в них продолжали жить, но подчас ни один из них не имел постоянной работы на сельхозпредприятии. Целые деревни держались исключительно за счет натурального хозяйства. Возродились так называемые отхожие промыслы: семья постоянно проживает в своем доме, но один из её членов выезжает на заработки «вахтовым методом».
Однако жизнестойкость и высокая адаптивность сельских жителей позволила им находить пути выживания. В середине-конце 90-х годов мы нередко наблюдали такое: человек трудоустроен в акционерном обществе (бывшем колхозе или совхозе), выполняет там необходимый минимум работы, зарплаты нет месяцами, но зато получает от хозяйства (и не всегда легально) некоторые ресурсы (зерно, корма, иногда топливо), что позволяет поддерживать личное хозяйство и сводить концы с концами. Денег человек не зарабатывает, но может привезти домой несколько мешков свёклы или тележку комбикорма. Некоторые наши респонденты (с которыми были доверительные отношения) соглашались вести записи своих приходов и расходов, и в то время они были, в основном, «натуральными».
Переломным моментом стал экономический кризис 1998 года. Падение курса рубля привело к тому, что импорт сельхозпродукции стал терять прежнюю коммерческую привлекательность. Государство начинало постепенно поворачиваться «лицом к деревне»: поддерживать создание современных аграрных предприятий и холдингов, находить формы их долгосрочной финансовой поддержки, стимулировать технико-технологическое обновление производства. Восстановление происходило плавно, но к середине 2000-х годов в АПК появляются новые драйверы: либо упомянутые выше холдинги, либо вставшие на ноги бывшие колхозы и совхозы, реорганизованные в акционерные общества. Любопытно то, что некоторые из них осознанно оставили себе старые советские «бренды» вроде «ОАО «Колхоз Заря». К ним добавляются и крепкие, вполне конкурентоспособные, фермерские хозяйства.
Но основными драйверами развития села выступают всё-таки агрохолдинги. Они привносят новые технологии, закупают современную технику и оборудование, ведут масштабное производство: по крайней мере, такова была ситуация до настигшего нас нового экономического кризиса. Характерна картина Маслянинского района Новосибирской области, куда мы постоянно выезжаем для проведения социологических обследований. Там 80% сельхозугодий используется двумя крупными производителями: холдингом «СибНива», входящим в объединение «ЭкоНива», которое было создано гражданином ФРГ Штефаном Дюрром, и льноводческим предприятием «Хорс», выпускающим востребованные в строительстве уплотнительные и изолирующие материалы. Лён — культура сложная, требует многопольного севооборота, и земли под него уже не хватает. Конкуренция за территорию возрастает, что приводит к разным, не всегда позитивным последствиям.
Вернёмся к людям на селе. Компании-драйверы привнесли изменения в образ и стиль жизни, их работники стали «законодателями моды». И в прямом смысле тоже — они следуют современным трендам и стандартам потребления. Не отстают в этом отношении и успешные фермеры, и другие обеспеченные семьи. Буквально на моих глазах в деревнях начали пользоваться газонокосилками и малой снегоуборочной техникой, Интернет из экзотики превратился в обыденность. Пресловутое повальное пьянство уже перестало быть характерным для села: при интенсивной занятости и возрастающей сложности техники растут и требования к персоналу. Возрождается сельский спорт — при поддержке крупного агропредприятия или фермеров тренируются и выступают футбольные (и не только) команды, в районах проходят спартакиады. В том же Сузуне, прямо как в британском Аскоте, проводятся ежегодные конные соревнования... В других районах есть любительские театры и киностудии. Всё это мотивирует молодёжь оставаться на селе или возвращаться домой после учёбы в городе. Хотя, конечно, прежде всего, молодых людей привлекает в село хорошо оплачиваемая работа.
Экономические, и социальные изменения в сельской местности проистекают намного медленнее, чем в городах. По-прежнему мы наблюдаем те же «брошенные» деревни, где нет или почти нет работы, поскольку колхозы-совхозы обанкротились, а спроса на освоение их территорий у новых предпринимателей не возникло. Поэтому местные жители активно эксплуатируют личные хозяйства, «отходничают» или же покидают свои места насовсем. При этом я стала замечать некоторую смену гендерных ролей: всё чаще на заработки уезжают женщины, а их супруги остаются «на хозяйстве». В мужских разговорах теперь фигурируют приёмы огородничества и рецепты домашних заготовок...
Столкнулись мы и со своего рода «сельскими фрилансерами». Они не имеют постоянного трудоустройства, а зарабатывают частными подрядами. Например, владелец небольшого трактора летом нанимается на сельхозработы, а зимой — на расчистку дорог. Во многих местах (например, Сузунском, Кыштовском и других районах Новосибирской области) жители промышляют дарами природы: рыбой, ягодами, грибами, орехами, травами. В целом же, я считаю, что неаграрный потенциал сельской местности пока что используется слабо. Правда, и здесь налицо подвижки. В нашем регионе действуют горнолыжные комплексы в Новососедово и Юрманке, до кризиса планировали открыть третий. Кроме них, появляются довольно комфортабельные туристические и рыболовно-охотничьи базы.
Мы продолжаем, насколько позволяют возможности, отслеживать социальные изменения на селе. Но возможности эти невелики. Собираемый по этой теме материал, его обработка и анализ, являются «побочным продуктом» выполнения небольших грантов Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ). Региональные же власти активного интереса к социологическим исследованиям современной деревни не проявляют. Пока губернатором Новосибирской области был Виктор Александрович Толоконский, а развитие сельского хозяйства курировал Виктор Александрович Гергерт, мы получали задания, подкрепленные ресурсами. После них такая практика полностью прекратилась. Но мы всё равно работаем. Хотя бы потому, что это интересно.
Подготовил: Андрей Соболевский
Фото: Екатерина Пустолякова (портрет), Сергей Коротаев
