Сегодня Брем (или Брэм, как писали раньше) — основоположник и классик научной популяризации. Подаренный отцом дробовик положил начало биографии натуралиста и писателя: от охоты — к изготовлению чучел и изучению птиц, затем путешествие в Африку, университеты Йены и Вены, журнальные публикации, снова Черный континент… В 1863 году выходит первая научно-популярная книга Брема — «Иллюстрированная жизнь животных», прообраз знаменитого трехтомника. Но до него — руководство Гамбургским зоопарком и Берлинским аквариумом (с закладки первого камня), новые научные экспедиции.
В том числе и по России: вместе с бременскими негоциантами спонсором поездки уже знаменитого натуралиста стал не менее знаменитый купец Александр Сибиряков, основатель Ангарского и Амурского пароходств и меценат Томского университета. В 1876 году Брем побывал в недавно присоединенном к Российской империи Туркестане, а затем в Западной Сибири, доехав до самого Ямала. Путешествие дало ему богатый материал не только по зоологии, но и по этнографии: ученому доводилось общаться с калмыками, киргизами, хантами, манси, ненцами (три последних народности тогда назывались иначе). Несомненно, общее описание этой поездки дало бы много интересного. Но Альфред Брем не успел сделать этого.
Он умер в возрасте, раннем и для того времени, — в 58 лет. Но завершил свое главное дело: три тома иллюстрированной «Жизни животных», переведенной на многие языки и неоднократно переиздававшейся в России, СССР и снова России. За 150 лет от момента выхода первого немецкого издания (изначально в шести книгах) в зоологии очень многое изменилось, но Брема не критиковали, а дополняли и комментировали: в основном по части классификации видов и их морфологии. К тому же большинство современных предисловий к «Жизни животных» содержит стандартную мысль о том, что систематика — предмет, вечно меняющийся как на тонком, так и на самом грубом уровне. Одни живые существа, увы, навсегда исчезают с лица Земли, а другие (даже млекопитающие)
открыты и описаны учеными уже при нашей с вами жизни: например, не известная Брему саола.
При чтении «Жизни животных» дистанция в полтора столетия все-таки чувствуется — но не научная, а мировоззренческая. Книга писалась в эпоху, когда человек покорял природу, а белый человек — небелые материки и земли, с Библией в одной руке и винтовкой в другой. Если переиздавать Брема сегодня, то напрашивается предупреждение: «Внимание! Книга представляет животных объектом потребления и содержит неполиткорректные высказывания». Например, пассаж о приматах: «…Было бы совершенно неправильно считать всех вообще обезьян уродливыми существами, и между ними есть красивые, как есть и некрасивые. Но это бывает и с людьми: ведь не видим же мы в эскимосе, бушмене или австралийце образец красоты!»
Животные в описании Альфреда Брема на самом деле гораздо ближе к человеку, нежели в нашем представлении: не только млекопитающие, но и птицы, даже пресмыкающиеся и земноводные. Зоология позапрошлого века гуманизировала братьев меньших, приписывая им чисто человеческие черты: отвагу, скупость, хитрость, зазнайство, упрямство, благородство, глупость и т.д. и т.п. У летучих мышей находим «духовные способности», у тигра «дерзость», у рыси — «чувство чести и стыда». А бурый медведь (диванные патриоты, вам подарок!) «…отличается рыцарским характером, чуждым всякого коварства и лжи. Не умея лукавить, он добивается своего открытой силой и не прибегает к бесполезной жестокости, подобно волкам. В основе медвежьего характера лежит полная флегматичность и любовь к покою. Только выведенный из себя, он приходит в сильное бешенство».
Очеловечивание животных нисколько не мешало Альфреду Брему делить их на полезных, бесполезных и вредных. Ладно еще, когда речь идет об угрозе жизни — в тогдашней Индии полосатые хищники будто бы убивали ежегодно до тысячи человек, включая далеко не беспомощных: «…тигры в одну ночь сожрали трех хорошо вооруженных часовых из английского отряда». Но и безопасные виды натуралист рассматривает строго прагматически — кого на что можно употребить. Описание охоты на соболя занимает больше места, чем всё остальное об этом зверьке. Медвежье рыцарство нисколько не мешает натуралисту расхваливать вкус жаркого из молоденьких медвежат, «высоко ценимого гастрономами». «Польза, приносимая убитым барсуком, довольно значительна, — пишет Брем, — его мясо слаще свиного; непроницаемая для воды, прочная шкура идет на обивку сундуков и пр.; из длинных волос выделывают щетки и кисти; жир употребляется как лекарство и как пищевой продукт». Всё на благо человека.
Почти все виды диких животных, большинство птиц и даже некоторые «гады» обозначены Бремом как промысловые. Изобилие охотничьих эпизодов может вызвать острое нервное расстройство у зоозащитников, но на то есть минимум две причины. Во-первых, основными информаторами ученого по всему земному шару, от Ямала до Эфиопии, были именно охотники и звероловы: они рассказывали о животных прежде всего как о добыче. Во-вторых, XIX век — эпоха не только великой литературы и технического прогресса. Это всё еще время глобального голода, порой терзавшего даже сравнительно развитые страны, — и охота помогала решать проблему едва ли не наравне с сельским хозяйством. Так что польза и еще раз польза.
Прагматизм Брема кристаллизовался в отношении к котикам. «Конечно, кто держит кошку, которая царапает и кусает детей, бьет горшки и тарелки, ворует направо и налево, гоняется за цыплятами и, в довершение всего, вовсе не ловит крыс и мышей, тот будет совершенно прав, если убьет, застрелит или утопит ее, и чем скорее, тем лучше, — пишет натуралист. — Но кто держит такую кошку, которая служит лучшей игрушкой для детей, не наносит в доме ни малейшего вреда, и днем и ночью занимается исполнением своих обязанностей — ловит крыс и мышей, тот поступит весьма благоразумно, если будет содержать ее и ухаживать за нею, как за своим благодетелем».
Взгляд современного читателя выявляет в «Жизни животных» многие другие изъяны. Авторы одного из самых придирчивых комментариев пишут: «Труд Брема, созданный на заре развития современной биологии, сейчас можно рассматривать скорее как литературный памятник, чем как пособие для изучения зоологии». Но если и памятник — то очень живой и мотивирующий. Тысячи бойскаутов, гимназистов, пионеров, юннатов, просто мальчиков и девочек (наверное, больше первых), начитавшись таких книг, — а читаются они на одном дыхании — ступили на стезю природоведения. Не обязательно зоологии: в конце XIX столетия появились столь же увлекательные «Жизнь растений» Луи Фигье и «Нравы (!) насекомых» Жана-Анри Фабра. Но бестселлером стала именно «Жизнь животных», а ее автор — прародителем и классиком жанра. И даже странно, что памятника как такового Альфреду Брему по сей день нет: в Германии ему посвящены дом-музей, просто музей и несколько почтовых марок.
XXI век пока что не дал автора популярных сочинений о животных такого же масштаба и известности, которых достиг Альфред Брем. А в прошлом столетии Игорь Акимушкин (при всем почтении к этому замечательному автору) переписал бремовский труд на новой научной базе более современным языком и с акцентом на сохранение природы вместо ее «освоения». И не скрывал этой вторичности, назвав свой шеститомник почти так же, как предшественник, — «Мир животных».
Андрей Соболевский
Иллюстрация из открытых источников