Иногда нам кажется, что мы смогли обуздать свои эмоции. Но если внимательно посмотреть на нашу языковую картину мира, то возникают большие сомнения. Так, сибирские учёные проанализировали образы и ситуации, которые сопровождают слово «смех» и выяснили: в нём, оказывается, есть много звериного и демонического.
Аспирантка кафедры современного русского языка Новосибирского государственного педагогического университета Светлана Андреевна Попова задалась вопросом, что же включает в себя ментальная структура «смех». Она решила рассмотреть его как концепт-образ, представленный в русском языке различными метафорами, и как концепт-сценарий, который описывает элементы сопровождающей ситуации, а также взаимодействия участников коммуникации.
Оказалось, что этот безобидный, на первый взгляд, способ выражения эмоций — штука весьма коварная и опасная. Например, смех может вести себя как дикий зверь (или неведомое существо из фильмов ужасов). «Он олицетворяется, осмысляется как живое существо, которое имеет власть над смеющимся и воздействует на него: нападает на человека и овладевает им, охватывает, душит, разбирает его, — пишет исследовательница. — Данные метафоры акцентируют семантику нашей беспомощности, указывают на нерушимую власть смеха и его победу над человеком».
Кроме того, и самого объекта своего нападения хохот может превратить в животное в глазах окружающих, вызывая у слушателей зооморфные ассоциации (кудахтающий — с курицей, каркающий — с вороной, хрюкающий — со свиньёй).
Также он представляется нам как разнуздавшаяся стихия, например, сильный дождь, сопровождающийся громом и грозой (например, «заливаться/разразиться смехом», «раскаты смеха»).
Другая страшная ассоциация — болезнь, смерть: «заразительный», «приступ / припадок / спазмы смеха», «помереть со смеху», и тому подобное. «Такая ситуация включает в себя определенные физиологические симптомы и особенности поведения: непроизвольные движения тела («покатиться/валяться со смеху», «хохотать до упаду»), изменение оттенка кожи («покраснеть/посинеть от смеха»), нарушение дыхания («задыхаться от смеха», «захлебываться им»), потеря жизненных функций». Смеющийся может «трястись», «дрожать», «биться в конвульсиях / судорогах», — говорит Светлана Попова.
Часто хохот интерпретируется языком через метафору болезни пищеварительной системы. Человек может смеяться «до тошноты/рвоты/икоты /боли / коликов», «бока надсадить», «надорвать живот» (название этой части тела, как известно, этимологически связано со словом жизнь: то есть слишком сильный хохот будто бы ей угрожает).
Также он представляется опасным для душевного здоровья. Человек может смеяться «как сумасшедший», «до истерики», «потери сознания/памяти». Более того, смех воздействует на физическое состояние субъекта так, что он теряет контроль не только над своим телом и рассудком, но и вообще может «смеяться до потери пульса / смерти», «помереть от смеха».
Смех воплощается и с помощью образов борьбы, схватки. Он предстает в виде и даже способен убивать. Метафора смеха как щита и как оружия разворачивается в целый сценарий военных действий между субъектом и объектом, когда один нападает, высмеивая, а другой вынужден защищаться (часто с помощью этого же средства).
Интерпретация смеха как щита выступает и в положительном ключе: именно ироничное, несерьёзное отношение к ситуации помогает человеку обороняться от калечащих конфликтов и противоречий (особенно целителен смех над собой).
Исследовательница отмечает: почти во всех вышеперечисленных примерах стирается негативный компонент, который в нашем сознании связан с понятиями болезни, смерти, войны. Знаменитый филолог Дмитрий Сергеевич Лихачов писал, что смех заключает в себе разрушительное и созидательное начала одновременно, умертвляет старое (отсюда такое обилие страшных метафор), но создает новое, снимает психологические травмы, успокаивает и лечит.
По статье С. А. Поповой «Образная и сценарная составляющие ментальной структуры «смех» в русской языковой картине мира», Сибирский филологический журнал, 2015 (1).
Диана Хомякова
