Я бы кандидатом стал, пусть меня готовят!

Формирование научных кадров — сложный и многоступенчатый процесс. Однако он необходим, чтобы повысить качество их подготовки и «отфильтровать» желающих получить степень ради степени. О проблемах такого характера российские учёные поговорили на московской конференции.

Конференция  «Актуальные вопросы модернизации системы подготовки научных кадров: российский и зарубежный опыт» и учредительный съезд Общероссийской организации «Российское профессорское собрание» состоялись в минувшем ноябре. Вместе с ведущими специалистами проблемы формирования научных кадров обсудил эксперт РАН, профессор НГУ доктор исторических наук Владислав Геннадьевич Кокоулин. 
 

Пять лет назад в России был огромный всплеск защит диссертаций, связанный с тем, что их начали писать бизнесмены и политики. То есть это стало частью имиджа без стремления продолжить научную деятельность. Кроме того, до сих пор существуют разные кафедры, которые готовят кадры по конкретным специальностям: физкультуры, вождения боевых машин (в военных вузах). Им тоже требовалось защищаться — поскольку существуют определённые требования к «остепенённости» кафедр в вузах, а потому диссоветы были завалены диссертационными сочинениями. Поэтому возникла необходимость «отсеивать» кандидатов, не заинтересованных в продолжении научной деятельности.

— В 2013 году в России было выявлено 25 фиктивных диссертаций, — рассказывает Владислав Кокоулин. — Это, конечно, не так много, но важна сама тенденция: начала нарастать индустрия производства научных работ. Их готовят и продают специальные фирмы, однако компьютерных программ для стопроцентного обнаружения этого нет. Всё выявляется случайно: например, если на защите человека спрашивают по его теме, а он путается в элементарных вещах.
 
Поэтому председатель правительства РФ Дмитрий Анатольевич Медведев предложил ужесточить существующие требования. В частности, для защиты докторской диссертации количество необходимых публикаций в ведущих журналах было повышено до 15. Кроме того, список ВАК был сокращён почти на 1000 журналов (теперь их 1800). Также раньше учёным разрешалось быть членами четырёх диссоветов, а сейчас — только трёх. Количество самих советов сократили более чем на 1000. Как следствие, число защит уменьшилось на 10 000 с 2012 по 2015 год. 
 
Однако обозначилось несколько других проблем. Прежде всего, это сам перечень ВАК: неясно, насколько он репрезентативен, как его проверять, что должно в нём быть. Но для определения качества научных работ есть и другие показатели — например, российский индекс цитирования (РИНЦ). В него входит 5 000 журналов, однако часть из них выступает как своеобразные СМИ, печатающие не только научные, но и публицистические, юбилейные, рекламные материалы. При этом примерно 80 % размещённых в РИНЦ статей ни разу не цитировались. В принципе, некоторым это и не нужно: те же рецензии, например, печатают, чтобы другие обратили внимание на какую-то монографию или сборник — правда, это всего 10—12 %. Получается, научная жизнь более половины статей заканчивается публикацией, а нужно, чтобы она начиналась после публикации, чтобы они вошли в научный оборот. 
 
— Была проделана большая работа по совершенствованию списка ВАК, — поясняет Владислав Кокоулин. — При помощи рейтингового голосования учёные отобрали около 600 журналов в ядро РИНЦ: те, которые, по мнению научного сообщества, являются ведущими и публикуют действительно значимые статьи. Эти реформы ещё продолжаются, так что сейчас рано говорить о результатах.
 
Помимо таких «количественных» проблем есть ещё ряд более серьёзных и глубоких. Так, в диссертации по техническим специальностям проще заметить новизну: ясно, что если математическая теорема доказана — работа является оригинальной. Но есть гуманитарные и социальные науки — экономика, социология, политология, филология, история — где результат не настолько очевиден. Чтобы понять ценность работы, приходится привлекать экспертное сообщество. 
 
Ещё один вопрос — учёт монографий, которые требуются при защите докторской. Дело в том, что сейчас монографию может опубликовать любой. А потому важно понять, по каким критериям её оценивать и какую считать соответствующей запросам научного сообщества.
 
— Есть ряд других моментов, решаемых технически, — добавляет Владислав Кокоулин. — Сейчас возможно, чтобы экономист защищал, к примеру, медицинскую диссертацию, но всё же не совсем правильно, что это делает человек без базового образования. Поэтому нужно просто определить количество специальностей, где для получения определённых степеней необходим диплом бакалавра. 
 
Также высказывалось много мнений о том, как должна проходить защита научной работы. Участвовавший в конференции доктор юридических наук Игорь Мацкевич предлагал посмотреть на опыт Германии. Там диссертации защищают перед широкой научной общественностью, где происходит детальное обсуждение доклада. В результате отсеивается от 30 до 50 процентов желающих получить степень, другое дело — реально ли это в России. Можно определить круг престижных конференций для представления этих результатов, но вопрос в том, какими должны быть подобные форумы. Да, есть всемирно признанные конференции, но обычно они международные и проводятся не по всем дисциплинам. Бывают доклады, связанные с военной тематикой: например, обсуждение документов служебного пользования, — из-за стратегии национальной безопасности их нельзя озвучивать за рубежом. А потому нужно сформировать какой-то индивидуальный подход.
 
 
— Кроме того, в РФ работают и военные вузы, где ведутся предметы гражданского цикла, — добавляет Владислав Кокоулин. — Неясно, как там готовить научные кадры? Довольно сложно обучить военной истории будущего преподавателя, ранее учившегося в гражданском университете и не касавшегося этой сферы.
 
Не менее обсуждаемым является вопрос антиплагиата. Так, есть общеизвестные явления, которые не имеют автора и приняты в обиходе, а потому неясно, должна ли на них быть какая-то ссылка. Также существует проблема, связанная с клишированными или общеизвестными фразами. Введения к диссертационным работам часто пишут шаблонно и никого при этом не упоминают.
 
— Если говорить о гуманитарных науках, то структура, например, исторической работы предполагает анализ исследований предшественников, поэтому историки часто приводят в доказательство довольно много ссылок, — рассказывает профессор. — Работу автора прошлых веков, язык которого устарел и тяжело воспринимается, просто пересказывают близко к тексту: из нескольких страниц делают один абзац и кавычек не ставят. Считается ли это плагиатом? Читая рефераты в университете, я вижу, что ученики берут откуда-то цитаты целыми кусками, но если у студентов есть своя мысль и оригинальные выводы — это действительно хорошая работа. Точно так же и в каких-то исследованиях: мы-то понимаем новизну, а вот компьютерная программа…
 
Интересная тема на конференции была обозначена главой Роспатента Григорием Петровичем Ивлиевым. Он отметил, что в России патентов закупается больше, чем продаётся. Однако и количество продаваемых велико: 10 % по химии и 9 % по ядерной физике в мире принадлежит РФ. Основная проблема заключается в том, что срок рассмотрения заявки довольно долгий — от одного до нескольких месяцев. Пока такой патент примут, он успеет устареть. Может, здесь тоже стоит перенять опыт зарубежных коллег: в Японии и Корее существуют электронные заявки, что сокращает техническую составляющую. Сделать то же самое с экспертной частью не всегда возможно: для принятия решения зачастую необходимы дополнительные заключения специалистов. 
 
— Патентов, конечно, много, но часто их жизнь заканчивается на том, что люди получают их и вешают в рамку, — добавляет Владислав Кокоулин. — А потому постоянно стоит задача коммерциализации таких результатов. Другой вопрос, кто этим должен заниматься — изобретатель? Люди бывают разные: у одних есть способности к продвижению, у других нет. Здесь могли бы помочь специальные фирмы, институты либо какие-то структуры на базе существующих НИИ.
 
Владислав КокоулинОтдельной темой для рассуждений является аспирантура. Очень многие поступают туда не для научной работы, а, например, чтобы не идти в армию или получить место в общежитии. С одной стороны, можно ставить перед аспирантами жёсткую установку: поступил — защити диссертацию. Но есть и обратная сторона: например, человек работает преподавателем в вузе, учится в аспирантуре, но кандидатскую не защищает. В принципе, он повышает свою квалификацию, получает новые знания и обучает других, что уже хорошо.
 
— Другое дело, что надо как-то контролировать тех, кто хочет уклониться от службы в армии, — добавляет Владислав Кокоулин. — Это может происходить механически: аспирант представляет отчёты по своей работе. Кроме того, научные руководители должны нести ответственность за своих подопечных. Наверное, стоит создать для научруков условия, при которых они не будут заинтересованы в том, чтобы брать немотивированных аспирантов. А если ставить жесткие препятствия, можно отсечь весьма способных людей. 
 
Также важно понимать, сколько должно быть диссертационных советов, как их стоит формировать, в каждом ли вузе. Защиты проходят по 425 специальностям, однако не везде бывают такая возможность: например, в Крыму или на Дальнем Востоке всего 1-2 специалиста на регион, и сформировать из них диссертационный совет просто нереально, так как в нём должно быть не менее 15 человек. Да, в Москве есть необходимое количество квалифицированных кадров по большинству специальностей, однако их необходимо готовить по всей стране.
 
— Два года назад в качестве эксперимента Московскому и Санкт-Петербургскому государственным университетам дали возможность самим присуждать учёные степени, — рассказывает Владислав Кокоулин. — Этот список планируется расширить до 10 вузов, но их ещё предстоит определить. На данный момент в университетах разные модели: в МГУ по специальностям созданы советы с одними и теми же членами. В СпбГУ пошли по другому пути: на каждую защиту меняется совет. Правда, пока ещё неясно, в каком случае результат лучше.
 
Вне рамок конференции также обсуждалось создание Российского профессорского собрания, объединяющего научную элиту страны из различных областей знания. Существует Академия наук, но она не охватывает все регионы: в Челябинске и Пензе вообще нет институтов РАН, а между тем, всё это — крупные или средние вузовские центры, в которых достаточно много профессоров. Участники считают, что там тоже должен быть своего рода клуб для обсуждения проблем научного сообщества. Владислава Кокоулина как раз избрали в Совет этого собрания.
 
— Проблемы, конечно, всегда существуют, — добавляет профессор. — Но хорошо, что указания не спускаются от чиновников сверху, а вместо этого привлекается научное сообщество. Наука — важный аспект жизни, так как она затрагивает широкие слои общества и даже связана с его безопасностью, поэтому вопросы о подготовке кадров ставить просто необходимо. А решая их, мы продолжаем развиваться.
 
Алёна Литвиненко
 
Фото: из личного архива Владислава Кокоулина (1), Юлии Поздняковой, (2), карикатура из журнала «Крокодил», опубликованная в Живом Журнале пользователя denis_strebkov