Выборы председателя Сибирского отделения РАН пройдут в Москве уже 22 марта. Академик Михаил Рудольфович Предтеченский, один из кандидатов на этот пост, рассказал, каким он видит состояние современной науки, ее проблемы и пути развития.
М.Р. Предтеченский — академик РАН, доктор физико-математических наук, заведующий отделом физики молекулярных структур Института теплофизики им. С.С. Кутателадзе СО РАН, директор Международного научного центра по теплофизике и энергетике при ИТ СО РАН. Внес значительный вклад в развитие фундаментальных и прикладных направлений исследований в актуальных областях теплофизики и микроэлектроники. Председатель правления ассоциации «Сибакадеминновация», член Совета по модернизации экономики и инновационному развитию России при Президенте РФ. Автор технологии промышленного синтеза одностенных углеродных нанотрубок, сооснователь компании OCSiAl.
— Как бы Вы охарактеризовали ситуацию, которая сейчас сложилась вокруг академической науки, какие существуют проблемы?
— Ситуация ужасная, и я считаю, она будет ухудшаться и дальше. Причина здесь в том, что с точки зрения руководства страны (то есть это не мое мнение) Академия наук не в полной мере решает те задачи, которые перед ней стоят. Об этом говорит попытка провести реформы со стороны Министерства науки, предпринятая еще при Фурсенко, но РАН тогда отстояла свое мнение. Позже возникло ФАНО, которому был передан основной рычаг управления — распределение денег. Теперь, без возможности распоряжаться финансами, очень тяжело контролировать структуры, живущие за счет этих средств.
Каким может быть следующий шаг, остается только фантазировать: возможно, ситуация начнет рассасываться, или, наоборот, у Академии и дальше будут забирать ресурсы для работы, хотя не понятно, куда уж дальше. В то же время еще, конечно, остались возможности много сделать, и их нужно использовать: снова вернуть доверие руководства страны и ее жителей к Академии наук.
— Какое место в сложившейся системе занимает Сибирское отделение РАН?
— Благодаря отдаленности от центра — хорошее. Именно это позволило СО РАН сохранить тот потенциал, который был создан за прошлые годы, не растратить его. Людям в Академгородке, по сути, нечего делать, кроме как заниматься наукой, и это очень важно.
Что касается вектора развития, то мне кажется, что одна из уникальных особенностей Сибирского отделения — это интегрированность, то есть здесь на небольшой территории собрано огромное количество институтов, а значит — специалистов с разными компетенциями. Это позволяет реализовывать проекты высокой прикладной значимости, создавать реальные продукты. Потому что, если ты, условно, изучаешь какой-то физический, химический или биологический процесс, сложно говорить о конкретном итоге: ты можешь получать гранты, участвовать в конференциях, представлять научные результаты, но тебе нужны те, кто будет их использовать. Найти таких участников и выбрать правильный вектор развития очень трудно. Однако комплексная работа с четким видением конечной цели может быть организована именно в Академгородке, потому что любые крупные проекты, как правило, требуют специалистов всевозможных компетенций. Скажем, в нашей компании OCSiAl мы как раз опираемся на такой подход — взаимодействуем с очень разными людьми, а в самой технологии заложено огромное количество заделов в разнообразных научных направлениях. Поэтому я думаю, что такое, грубо говоря, «коммерческое» преимущество с точки зрения инноваций и каких-то серьезных достижений — очень важное отличие, которое может быть использовано для получения значимых результатов.
И третье преимущество заключается в том, что здесь возник Технопарк, в чем отчасти есть заслуга Сибирского отделения РАН. Академпарк — это не просто здание, но и его содержимое, а наполнен он (и в первую очередь это касается директоров, определяющих его развитие) людьми, работавшими в институтах СО РАН и воспитанными в рамках его школ. В компаниях используются наработки и идеи, созданные в Сибирском отделении. Этим по праву можно не только гордиться, но и отчитываться: достаточно просто сказать, что СО РАН является родоначальником Академпарка. Всех его результатов не удалось бы достичь в другом месте: этим объясняются неудачи других технопарков. Наш, пожалуй, лучший в стране — это тоже можно отнести к заслугам СО РАН.
— А если говорить о реструктуризации научных организаций, которая ведется последние годы...
— Для начала нужно ответить на вопрос: «Для чего это делается?». Процессы, вокруг которых возникает много споров, — например, объединение под одной крышей институтов, в том числе региональных, с разными компетенциями. Очевидно, что это вряд ли полезно с точки зрения получения научных результатов, но да, наверное, проще осуществлять финансовый контроль одной организации, чем пяти. Поэтому для ФАНО удобнее вести такую функцию контроля. Что касается науки, то я думаю, что это ущербный подход.
— Тогда как можно провести этот процесс с минимальными потерями?
— Если мы отвечаем на вопрос «для чего это делать?», нужно определять, какие вообще задачи стоят перед институтами. Мне представляется, что их три. Первая: получение прорывных фундаментальных результатов высокого научного уровня. Вторая (наверное, даже более важная на сегодняшний день): разработки прикладного характера, которые помогают создать какую-то технологию и в конечном итоге влияют на экономику страны. И третий важный компонент, конечно, образовательный. В этом смысле академические институты несут на себе нагрузку по подготовке кадров высокого уровня, формированию некоторого культурного уровня в стране — это тоже очень серьезная задача.
Поэтому, если мы хотим выполнения этих положений, нужно объединять институты на каких-то других принципах и задумываться, стоит ли вообще это делать. То есть в первую очередь надо четко понимать цель реструктуризации, а потом уже осуществлять ее. Объединение не должно быть задачей: вопрос «зачем?» всегда уместен.
— Каким вы видите пути взаимодействия СО РАН и институтов, подведомственных ФАНО?
— В первую очередь, следует наладить братские отношения. Это некий закон природы: сейчас ситуация устроена таким образом, и академическое сообщество не в состоянии ничего изменить. Действия Академии привели к нынешнему положению, и это следует принять. Но для эффективной работы нужно организовывать грамотное взаимодействие: если каждый будет тянуть одеяло в свою сторону, ничего хорошего не выйдет. Надо согласовывать и выверять действия, решения, ведь люди и с той, и с другой стороны заинтересованы в развитии и позитивных результатах, просто каждый видит ситуацию по-своему. Мы должны сверять взгляды и находить правильные решения, но это можно сделать только при условии хороших отношений друг с другом.
— К слову о ФАНО: уже не раз поднимался вопрос об оценке результативности организаций и научных сотрудников. По Вашему мнению, какие критерии позволят это сделать?
— Критериев, на самом деле, несколько, и здесь тоже нужно задать вопрос: «Что мы хотим?». Если ответ на него: «Собрать ученых высокого уровня для публикации статей», то индекс Хирша — хороший показатель. Но если наша задача — сделать так, чтобы наука была полезна государству и его жителям, тогда речь идет о проектах прорывного характера, которые либо повлияют на экономику страны, либо поднимут ее имидж. Здесь нужно смотреть на коллективную комплексную работу — один ученый не может сделать ничего подобного. В командах каждый человек обычно занимает свою нишу, и для оценки их результативности достаточно спросить: получилась ли в итоге такая технология или нет, могут ли в институте сказать, что на протяжении, условно, двадцати или тридцати лет там были созданы один-два масштабных проекта? С моей точки зрения, если есть хотя бы один, то научная организация оправдана и работает эффективно.
Если нет, значит, она не проявляет себя достаточно хорошо, и тогда мы спускаемся к проверке индексов Хирша, чтобы узнать, есть ли там вообще достойные ученые. Конечно, существуют и другие формальные критерии, которые отвечают на вопрос, делается в институте вообще что-то: если там публикуются статьи, регистрируются патенты (может быть, никому не нужные), тогда люди правильной квалификации все-таки работают, и, возможно, какой-то проект в перспективе им удастся создать.
— В числе задач СО РАН указаны экспертная работа и популяризация науки, какой Вы видите работу в этих направлениях?
— Конечно, после того, как распределение бюджета забрали у РАН, перед ней остались такого рода задачи, но ограничиваться ими нельзя. Академики — ученые высокого уровня, но они не всегда способны дать экспертную оценку, которая требует узких специалистов. Да, у Академии наук сейчас статус клуба, но это фактически исторически сложившаяся структура, которая обладает сильным влиянием на научное сообщество. Она может делать не только экспертные оценки, но и выполнять какие-то организационные задачи — ФАНО на такое не способно, но у Академии есть возможность собрать директоров институтов, обсудить и выработать какие-то решения, сформировать идеи, возможно, организовать международное сотрудничество.
Подготовила Наталья Бобренок
Фото Юлии Поздняковой
