В 1995 году ветерана Великой Отечественной войны доктора физико-математических наук Алексея Георгиевича Хабахпашева сотрудники его лаборатории в Институте ядерной физики им. Г. И. Будкера СО РАН попросили поделиться воспоминаниями о войне. Была сделана аудиозапись беседы, которая долгое время хранилась у коллег, друзей и родственников учёного. Сегодня мы публикуем избранные фрагменты этого рассказа.
Начало
«22 июня 41 года наш дивизион был на стрельбах возле реки Прут у румынской границы. Нас подняли раньше времени, около 4-х часов ночи, построили, раздали по три патрона на человека (винтовки с нами были) и сказали, что румыны объявили нам войну. Поначалу это вызвало удивление: они не могли так поступить, у них не было на это сил. Но потом выяснилось, что всё серьёзней — в войне участвуют и немцы».
Работа
«Наш дивизион назывался разведывательно-артиллерийским. В начале войны он входил в состав корпусного артиллерийского полка, в середине — был отдельной воинской частью, а потом передавался крупным артиллерийским бригадам. Дивизион состоял из трёх батарей: звукометрической, топографической и фото-. Последняя обрабатывала снимки местности с самолётов, она должна была их дешифровать и определять положение целей. Топографическая привязывала артиллерийские батареи к единой сети, позволяющей установить координаты каждой точки. Звукометрическая «находила» пушки противника».
«Определение координат делалось достаточно просто (хотя тогда было для нас в новинку): шесть больших приёмников — полуметровых кубов с таких же размеров мембраной и микрофонами, похожими на обычные угольные — зарывались в землю. Два из них, соединённые с центральной станцией, дают возможность вычислить направление, откуда стреляют. Так как приёмников шесть, мы получаем три направления. Пересечение их в одной точке говорит о том, что именно там находится батарея противника. Точность определений разная, она зависит от направления и скорости ветра, влажности и температуры воздуха. На все эти вещи вносятся поправки. Самая хорошая корректировка — по своей батарее: если вы засекли с точностью 20-30 метров батарею противника, то засекая снаряды своей артиллерии, которая ведёт огонь по специальным целям, можно учесть большинство помех».
«Как правило, артиллерия устанавливалась там, где её обнаружить трудно — за лесом, за бугром. Для центральной станции и обработки вырывался окоп 6 метров в длину, минимум 2 — в ширину, в полный рост. Он накрывался брёвнами, так как нам ночью нужен был свет, чтобы различать ленты, вычислять. Конечно, это бы не спасло при попадании снаряда, но было необходимым условием для работы. Мы постоянно находились в передвижениях. Когда прибывали на место — обустраивались. Если была возможность, размещали станцию в кирпичных домах, так как рыть окопы было тяжело, особенно зимой».
Фронты, на которых воевал А.Г. Хабахпашев:
Южный: июнь 1941 – апрель 1942
Юго-Западный: апрель 1942 – июнь 1942
Сталинградский: июнь 1942 – март 1943
Воронежский: март 1943 – июль 1943
Степной: июль 1943 – октябрь 1943
2-й Украинский: октябрь 1943 – июнь 1944
1-й Украинский: июнь 1944 – май 1945
Ордена, полученные за время службы в армии:
Красное знамя
Отечественная война I степени
Отечественная война II степени (два)
Красная звезда
40 из 400
«У нас была телефонная связь со всеми постами, но сами мы, разумеется, вели себя тихо, никаких выстрелов не производили, поэтому специально нас не засекали, не обстреливали. Нам, как правило, доставалось от своей же артиллерии. Если она становилась близко к нашим окопам, то все перелёты или недолёты получали мы: наши посты, центральная станция. Но на то она и есть война».
«По сравнению с подавляющим большинством других военных подразделений, в дивизионе потери были маленькие. Из 400 человек в начале войны к концу осталось 40 невредимых и легко раненых. Мы следили за этим, и если солдата дальше полевого госпиталя не отправляли, посылали за ним машину и забирали к себе назад. В число потерь входили не только убитые и раненые, но и откомандированные, попавшие в окружение и те, которые не сумели к нам вовремя вернуться».
Субординация
«Обстановка в дивизионе создалась очень хорошая и благоприятная для жизни и перенесения трудностей. Было много молодёжи, призванной из института (как и я — поступил в энергетический в Москве, и той же осенью меня забрали). В нашей батарее больше половины солдат называли нас, командиров, по именам, и это не нарушало дисциплины. Ребята были достаточно грамотными и понимали, что не обязательно говорить «есть», но свои обязанности при таком недопустимом для армии панибратстве они выполняли прекрасно…»
Шутки
«В вычислительном взводе был свой повар. На постах мы кашеварили сами. Когда приготовят обед, ставят котелок и все ложками оттуда зачерпывают. Потом нашли забаву: у нас в окопе стояла центральная станция, где сидел телефонист и находились индукционные телефоны. Провод от одного из них подключили к столу. Когда кто-нибудь новый заходил в комнату, садился обедать с нами и, пытаясь залезть в котелок поглубже, чтобы достать до мяса, дотрагивался до дна, телефонист крутил ручку, и несчастного гостя било током. Пробовал снова — всё повторялось. Он не понимал, что происходит: остальные нормально едят, а у него ничего не получается. Такие шутки помогали, создавали более спокойную, расслабленную обстановку…»
«Как-то раз мы ночевали в хате в городе Волчанск. Над ним летал румынский самолёт и время от времени сбрасывал бомбы. У нас зашёл разговор о харчах. У Бориса, командующего топографической батареей, в машине были консервы, кажется, сосиски в томате. А другой наш товарищ, Петя, очень любил поесть. Он лежал, ругался, потом не выдержал и отправился туда. Мы высыпали посмотреть. Петя подошёл к машине, взял банку, а как стал возвращаться обратно, кто-то начал кидать по улице зажигательные бомбы. Картина была под «фонарями» очень живописная: Петя бежит в трусах, шинель, наспех накинутая сверху, развивается сзади… Только потом мы осознали, что шутка получилась довольно жестокая».
Искусство
«Позже под Белгородом нас отправили выбирать запасной порядок, мы лежали вдоль лесной дороги и наносили на карту, куда надо расставить посты. Вдруг появляется толстый мужик в гражданской одежде и говорит: «Эй вы, боги войны (так называли артиллеристов, ред.), пошли на мой концерт». А Борис, москвич, узнал его: это, говорит, прекрасный конферансье Михаил Гаркави. Конечно, мы бросили все дела, и отправились за ним. Они выступали где-то в лесочке подальше. А потом очень поздно, уже впотьмах мы выбирали положения своих постов. Пошёл дождь, и пришлось практически всю ночь толкать машину до основной базы батареи, но концерту мы были очень рады».
Отступление
«Самое плохое настроение нас преследовало в пути от Днепра до Ростова. Было впечатление, что в армии есть очень большая неорганизованность, мало порядка при отступлении и непонятно, чем это кончится. Мы уже прошли 1500 км от Прута и закрепиться нигде не могли. Позже, даже под Сталинградом, было проще…»
«В середине 42 года мы опять проиграли сражение под Харьковом, и немцы погнали нас назад, к Дону. Мы шли. Машин у нас уже осталось мало (если раньше на них ехал весь дивизион, то теперь — только аппаратура, болеющие и раненые). На дороге развернулась артиллерийская батарея, и нас дальше не пустили, потому что впереди уже были немцы. Они спустились с бугров и перерезали путь. Пришлось снова повернуть к переправе, но там уже тоже было перекрыто. Нам ничего не оставалось, как уйти с дороги к Дону и переплывать его. Мой товарищ Петя Герман плохо плавал. Я сказал, что ему помогу, если надо. Когда перебрались через реку, там оказалось много таких, как мы…»
Трофеи
«Когда мы приехали в Германию, увидели другую страну, другую жизнь. Там, где шли, уже боев особых не было — пехота опережала нас. Мы обычно помещались в какой-нибудь квартире из брошенных немцами. Они бежали, испугавшись, что русские будут мстить за всё то, что сделано у нас….»
«Было впечатление, что немцы жили прекрасно по сравнению с нами. Добротные каменные дома, хорошая мебель и посуда имелись повсюду даже в деревне, не говоря уже о городах. Ничего похожего у себя мы не видели».
«Наши солдаты в Германии быстро научились искать закопанные ушедшими немцами вещи. Мы делали из проволоки штырь, тыкали им в землю легко и находили то, что пытались спрятать. В немецких домах попадалось всё, в том числе рваные украинские полотенца. То есть, сначала они фашистскими солдатами из Украины и Белоруссии посылались в Германию, и там их стирали, штопали и тщательно складывали. Немцы забирали, всё что могли».
Окончание войны
«Года за полтора до конца войны солдатам надоело копать огромные окопы. «Сколько ещё можно, товарищ капитан?», — спрашивали они. «Три окопа выроете, война кончится», — в шутку отвечал я им. Вкопали один, второй и забыли, и так получилось, что третий сделали почти в день конца войны…»
«7 мая в 7 часов вечера комбриг позвонил, сказал, что немцы капитулировали, можно сворачиваться и ехать в штаб бригады. Мы бросили свои батареи. Приезжаем, сообщаем новость. Все радуются, мы — герои, принесли весть о победе. И тут из радиомашины выходит полковник, начальник штаба и говорит: «Что вы тут треплетсь? Никакого конца войны нет!». Оказывается, он тоже связывался с комбригом, но слышал плохо и не разобрал, что тот ему сказал. Мы поспешили уйти, а потом посылали солдат разведывать. Через некоторое время разобрались: действительно победа. В этот день была разбита большая бутыль спирта. Дело в том, что в армии было много отравлений древесным спиртом, поэтому, чтобы не рисковать своим здоровьем, мы бутыль не выпили, а разбили».
АЛЕКСЕЙ ГЕОРГИЕВИЧ ХАБАХПАШЕВ
20 октября 1920 — 28 мая 2006
Закончил ВОВ в должности начальника штаба разведывательно-артиллерийского дивизиона
Доктор физико-математических наук, профессор, заведующий лабораторией Института ядерной физики им. Г. И. Будкера СО РАН.
В 1969 г. при его непосредственном участии был проведен эксперимент по изучению фи-мезона, впервые наблюдался процесс двухфотонного рождения электрон-позитронных пар, предсказанный Л. Д. Ландау еще в 1934 г. Так появилась новая область в физике элементарных частиц — изучение фотон-фотонных взаимодействий на встречных пучках.
Созданные в лаборатории А.Г. Хабахпашева многоканальные рентгеновские детекторы открыли новое направление использования синхротронного излучения в физике твердого тела, молекулярной биологии, химии, позволяя сократить время измерений более чем в тысячу раз. В настоящее время это направление успешно развивается учеными и инженерами Института и используется в центрах синхротронного излучения в РФ и за рубежом.
Разработанные на базе таких детекторов рентгенографические установки используются в медицине и для целей обеспечения безопасности. Они успешно освоены промышленностью. В настоящее время в медицинских центрах РФ работают сотни таких рентгеновских аппартаов, а в аэропортах и на таможнях — десятки установок персонального досмотра людей с целью обнаружения опасных предметов и наркотиков.
Также у Алексея Георгиевича есть прекрасная семья, в которой выросло двое сыновей, а в ИЯФ СО РАН — коллектив учеников и единомышленников, успешно продолжающих и развивающих то, чему он посвятил свою деятельность в науке. Все они сохраняют о нем самые добрые воспоминания.
Подготовила Диана Хомякова
Редакция благодарит за помощь в подготовке материала Георгия Алексеевича Хабахпашева и Семёна Ефимовича Бару.
