Егор Иванов, кандидат географических наук, научный сотрудник Института географии им. В.Б. Сочавы СО РАН, председатель Объединенного совета научной молодежи ИНЦ СО РАН:
— Я изучаю современные горные ледники и их реакцию на изменения климата. Ледники — это особые природные явления. Они постоянно движутся, обновляются и очень чутко реагируют на любые изменения окружающих условий. Перефразируя древнего философа, ледник невозможно увидеть в одном и том же состоянии дважды. Для некоторых территорий, где ледники наблюдаются и изучаются с XVIII века, например в Альпах или на Кавказе, сформулированы закономерности их существования, но для юга Восточной Сибири они не работают. Здесь ледники живут по своим собственным принципам. Их-то мы и изучаем.
Наши ледники, большинство из которых открыто буквально в последние 50 лет, пока не имеют истории наблюдений, достаточной для вывода закономерностей, и мы эту историю фиксируем прямо сейчас. И заодно моделируем, что происходило с ними в прошлом и произойдет в будущем. Для такого пристального наблюдения есть несколько причин. Во-первых, многие ледники являются существенной частью истоков рек, а знания о естественных природных резервуарах пресной воды могут пригодиться в экстренном случае. Во-вторых, сведения об изменении ледников дополняют общую картину климатических изменений региона и позволяют прогнозировать, что будет происходить с нашим климатом дальше. В-третьих, во всем мире ледники становятся популярными туристическими объектами. Так, например, произошло на Аляске и понемногу происходит у нас — регулярно из числа далеких от науки людей находятся желающие отправиться с нами в экспедицию к ледникам Прибайкалья.
Думая о том, почему сейчас моя жизнь связана с наукой, я не могу выделить одну причину. Папа и мама — выпускники географического факультета, однако только я в нашей большой семье из десяти человек стал ученым-географом. Родители воспитывали в нас бережное отношение к окружающей среде, и с самого детства я начал задумываться о том, есть ли предел терпения у Природы, что постепенно и трансформировалось в научный поиск. В мои школьные, безумные для нашей страны 90-е годы я был готов свернуть совсем на другую дорожку. Меня спасла симпатия к одной увлеченной экологией девушке из соседней школы. Она, кстати, потом неожиданно поступила на специальность, никак не связанную с экологией, но я к этому времени уже определился с ближайшим направлением в жизни. И, конечно, нельзя не отметить влияние на мой выбор историй Жак-Ива Кусто, Индианы Джонса, Николая Дроздова.
Конкретных ожиданий от науки у меня не было. Просто всегда было интересно, что и как устроено. Сегодня молодым ученым уделяется много внимания в административных кругах, но в целом фундаментальным исследователям несладко. Финансирование науки очень слабое, это очевидно. Например, в нашем институте временно полностью прекращено бюджетное финансирование экспедиций, хотя они являются сутью географии. Сейчас молодому ученому для проведения полноценных исследований нужно самому постоянно «охотиться» на гранты и другие внебюджетные источники. К этому надо привыкать, а многим даже специально учиться.
Екатерина Канева, кандидат геолого-минералогических наук, PhD in Earth Science, научный сотрудник Института геохимии им. А.П. Виноградова СО РАН:
— Область моих научных интересов — это структурная минералогия и кристаллография. Проводя исследования на рентгеновском оборудовании, я определяю породы и минералы, которые наши сотрудники привозят из экспедиций, устанавливаю их количественное нахождение в том или ином образце и выполняю некоторые другие узкие задачи. Помимо этого, я занимаюсь исследованием внутреннего строения веществ — определением расположения атомов относительно друг друга. Я вроде как изучаю вещество изнутри.
На научном сленге определение структуры называется «расшифровкой». Ведь сняв образец на рентгеновском приборе, мы получаем лишь огромный массив цифровых данных, который с помощью специальных компьютерных программ обрабатывается непосредственно ученым, обладающим знаниями о том, что с этим делать. Используя законы кристаллографии, симметрии и химии, мы постепенно, шаг за шагом, атом за атомом выстраиваем структуру изучаемого кристалла — «расшифровываем» ее. Каждый отдельный минерал имеет индивидуальную химическую формулу и внутреннее строение — по этим критериям производится классификация огромного минерального мира и нахождение и регистрация новых минералов. Так, за время работы в науке мне посчастливилось поучаствовать в открытии двух новых минералов, найденных у нас в Прибайкалье.
Научными исследованиями я начала заниматься еще во время обучения в университете на кафедре геммологии. Тогда я под руководством преподавателей и научных сотрудников проводила эксперименты по превращению зеленоватого и бесцветного минерала берилл в аквамарин (минерал, родственный бериллу, но более ценный в ювелирном деле), и, надо сказать, небезуспешно. Такие интересные опыты и подтолкнули к дальнейшему выбору науки в качестве основной специализации. Окончательную точку поставила моя поездка в Италию, где я три года обучалась в аспирантуре конкретно по направлению структурного исследования веществ. Тогда меня и очаровал мир кристаллографии и структурной минералогии. После защиты диссертации я вернулась обратно в свой институт, где продолжаю заниматься наукой, которая мне всё больше нравится.
Сейчас для молодых ученых открывается множество возможностей: поездки на стажировки и обучение за границу, написание проектов и получение грантов, выдача жилищных сертификатов. Это всё не без нюансов, но, как известно, целей достигает тот, кто усердно над ними работает.
Михаил Макаров, научный сотрудник Лимнологического института СО РАН, председатель Совета научной молодежи ЛИН СО РАН:
— Лаборатория гидрологии и гидрофизики, где я работаю, изучает физические процессы, протекающие в водной массе озера Байкал. В нашем арсенале много сложных приборов, с помощью которых можно измерить температуру воды, ее минерализацию, прозрачность и другие важные гидрологические параметры. Но, как правило, эти приборы выполняют измерения в одной точке. То есть с ними мы не сможем, например, измерить среднюю температуру воды в Листвяничном заливе. Для таких задач, когда нужно разом охватить для измерений большой объем воды, используются другие методики, в основе которых лежат акустические волны. Это единственные волны, которые способны распространяться под водой на многие десятки километров.
На сегодняшний день при помощи гидроакустики проводится множество измерений разнообразных параметров воды. Я занимаюсь гидроакустическими измерениями на Байкале. Используя гидроакустический метод, я ищу подводные выходы газа метана. Я могу не только увидеть столб поднимающихся пузырьков со дна озера Байкал, но и измерить его параметры: оценить высоту столба (газового факела), оценить поток газа, который транспортируется пузырьками к поверхности озера. Я даже могу выяснить размеры отдельных пузырьков. Эти исследования способны дать очень важные сведения о том, сколько газа попадает в водную толщу из донных осадков, и сколько его оказывается в атмосфере. Метан — это парниковый газ, и исследование этих процессов — серьезный вопрос экологии.
В школе мне нравились физика, математика, химия. Это предметы, которые образуют точные науки, а физика вообще окружает нас со всех сторон. Поэтому я поступил на физический факультет Иркутского государственного университета, где, помимо самой физики, открыл для себя электронику. В конечном счете я нашел себя в лаборатории, где смог совместить электронику и физику, — конструировать приборы, способные выполнять измерения физических величин на новом уровне. Я и мои коллеги — это мои одногруппники по институту — разработали и построили уникальные ледовые автоматические станции. Они комбинируют в себе набор датчиков температуры, освещенности и акустический измеритель толщины льда. Таких приборов на сегодняшний день нет ни у кого в мире.
Я доволен своим выбором. В науке я получил такой опыт, который невозможен больше ни в одной сфере. Взять хотя бы проект «"Миры" на Байкале», где я дважды погружался на дно озера. И самое главное — сколько интересного мы еще можем сделать, открыть и показать миру.
Илья Едемский, кандидат физико-математических наук, научный сотрудник Института солнечно-земной физики СО РАН, лауреат президентского гранта:
— Наша научная группа занимается исследованиями ионосферы — это верхние слои атмосферы, которые принимают на себя большую долю солнечного излучения. От такого воздействия нейтральные молекулы и атомы воздуха теряют электроны и превращаются в ионы. Такое состояние вещества называется плазмой. Казалось бы, ионосфера лежит на высотах от ста до тысячи километров, зачем нам об этом знать? Дело в том, что плазма оказывает существенное влияние на распространение радиоволн: в зависимости от частоты сигнала и параметров ионосферы волны могут преломляться или даже отражаться. Зная текущее состояние ионосферы, мы можем сказать заранее, как поведет себя сигнал. Поэтому чем полнее наши знания в этой сфере, тем лучше будут работать наши системы связи, телевидения, навигации и другие.
Ионосфера — это сложная система, поведение которой зависит от многих факторов. Ее изучают уже более полувека и до сих пор обнаруживают неизвестные ранее эффекты. Кроме того, появляются новые методы исследования, открывающие новые возможности. Наша научная группа проводит эти исследования, используя сигналы спутниковых навигационных систем. Сегодня наравне с GPS и ГЛОНАСС, охватывающих сигналами весь земной шар, существуют региональные навигационные системы, и их спутники (общим числом почти в сотню) ежесекундно посылают радиосигналы, которые фиксируют тысячи станций по всему миру. Каждый принятый сигнал прошел через ионосферу и испытал на себе ее влияние. Анализируя эти сигналы, мы можем определить параметры ионосферы на их пути. Большая ценность этого метода в том, что таких принятых сигналов очень много и спутники движутся по орбите постоянно. Это дает возможность получать информацию об ионосфере в непрерывном режиме. Конечная цель наших исследований — полное понимание процессов в ионосфере и возможность предсказывать ее состояние.
Не могу сказать, что у меня была мечта стать ученым. Но то, что я хочу поступать на физфак ИГУ, к моменту окончания школы я знал наверняка. А после получения диплома мне очень повезло встретиться со своим будущим научным руководителем Эдуардом Леонтьевичем Афраймовичем. Помню, меня так поразила обстановка, люди и атмосфера в рабочем кабинете его группы, что я без колебаний пошел к нему в аспирантуру. К сожалению, его уже нет, однако тот мощный импульс, что он передал нам, до сих пор двигает группу вперед, и все мы с большой теплотой и благодарностью вспоминаем его. Думаю, стать ученым можно лишь имея перед глазами достойный пример, и мне в этом отношении более чем повезло.
Материальное положение ученых сейчас лучше, чем, скажем, десять лет назад. Для молодежи сегодня стараются создать благоприятные условия — проводится множество программ, в том числе по жилью, выделяются гранты на исследования, на стажировки. Общее ощущение оптимизма несколько гасят тенденции к реформированию отечественной науки. Преобразования и изменения нужны всегда, ведь ничто не стоит на месте. Но из того, что делается сейчас, не видно, каких целей хотят добиться реформаторы.
Наталья Семёнова, кандидат биологических наук, старший научный сотрудник, ученый секретарь Научного центра проблем здоровья семьи и репродукции человека, лауреат президентского гранта:
— Суть моих научных исследований заключается в поиске маркеров формирования нарушений сна у мужчин и женщин и связанных с ними патологий, таких как метаболический синдром, сердечно-сосудистые заболевания и другие. После 40 лет нарушения сна встречаются достаточно часто, и мы пытаемся понять, почему с возрастом у одних людей они возникают, а у других — нет. При этом в нашей работе затронут и этнический аспект — как протекают нарушения у представителей той или иной национальности, и зависимость от территории проживания. В ход идут клинические, биохимические и генетические исследования. Полученные результаты дадут возможность составить принципы диагностики и лечения не только нарушений сна, но и сопутствующих патологических состояний, тем самым способствуя повышению качества жизни нашего населения.
Класса до седьмого я хотела стать математиком, однако после очень заинтересовалась биологией и химией. В этом заслуга моих учителей, которые смогли привить интерес к данным предметам. Помню, после окончания школы мы писали письма в будущее. Я там написала, что изобрету эликсир молодости для продления жизни. Эликсир эликсиром, а занимаюсь-то я как раз проблемами, связанными со старением организма. Что касается родственников, то нельзя сказать, что у нас вся семья ученых. Мой дядя, Юрий Михайлович Карбаинов — выдающийся организатор заповедного дела в России, был очень известным биологом. Я тоже биолог, но работаю с людьми. И мой сын-второклассник очень интересуется зоологией. Кто знает, возможно, и он найдет свое призвание в науке.
Я считаю, что успеха достигает тот, кто к этому стремится. Молодой ученый должен понимать цель своих научных исследований и делать всё возможное, а порой и невозможное, для ее осуществления. Морально я удовлетворена, потому что у меня есть желание и возможность заниматься любимым делом. Что касается материальной стороны, то тут, как говорится, всё в ваших руках. Для получения стабильности я работала и продолжаю работать не только в отведенное для этого время, но и в выходные. Но нисколько об этом не жалею, ведь это открывает передо мной новые горизонты и перспективы интересных находок.
Подготовила Юлия Смирнова
Фото предоставлены исследователями, из открытых источников (анонс)