Куратор научного кафе «Эврика!» и директор фестиваля Eureka!Fest Александр Дубынин поделился своими размышлениями относительно популяризации знаний и исследований и рассказал о том, как научное кафе появилось в новосибирском Академгородке.
За пять сезонов в научном кафе «Эврика!» прошло более 110 встреч со специалистами в области науки, образования, архитектуры, новых технологий. В основном, это новосибирцы, научные работники институтов Сибирского отделения РАН и преподаватели НГУ и НГПУ, но также эксперты из Москвы, Красноярска и других городов России и зарубежных стран – Германии, Бельгии, Франции, США, Великобритании, Италии, Израиля, Словении. Более 80 видео размещено на каналах Eureka Project и NSU LIFE в Youtube. В 2015 году проект был номинирован на первую национальную премию Министерства образования и науки РФ в области популяризации науки «За верность науке», а также начал практику чтения лекций на английском языке.
— Как вообще возникла идея проводить в новосибирском Академгородке научно-популярные лекции? Почему был выбран такой формат?
— В 2010 году мы в фонде «Академгородок» решили поучаствовать в форуме «Интерра» и провести фестиваль науки. Перед этим я встречался с химиком Григорием Яблонским, рассказавшим о том, какое замечательное аналогичное мероприятие – World Science Festival – проводится в Нью-Йорке. Я воодушевился и предложил подобное организаторам «Интерры». Но нужно было придумать еще какое-то событие или мероприятие, которое действовало бы в течение полугода и предвосхищало основное. Здесь подошел формат научного кафе, хорошо вписывающийся в традиции Академгородка, где народ всегда общался достаточно неформально и рассказывал про свою науку в свободной и расслабленной обстановке. Свою роль сыграло наличие площадки с соответствующей атмосферой – арт-клуба НИИ КуДА.
— То есть адаптировали уже существующие стандарты?
— Мы вместе с Юлией Черной придумали принципы мероприятия, которые я бы определил как сибирский формат научного кафе: это не просто лекция, а целая интерактивная программа, где выступление ученого лишь существенная, но часть. Перед ней может быть вступительное слово или история из прошлого Академгородка. Например, как-то приходил Николай Николаевич Покровский из Музея науки и техники СО РАН с детской коляской: очень похоже, что она была связана с известным историческим событием, когда на первомайской демонстрации мамы с маленькими детьми шли впереди колонны. Один сезон мы делали обзор научных новостей. В день рождения Чарльза Дарвина наш любимый профессор Павел Михайлович Бородин из Института цитологии и генетики СО РАН рассказывал о личной жизни великого ученого: как его бросила девушка, вышла замуж, а через месяц снова ему написала, и он её утешал — прямо жизненная трагедия, причем настолько, видимо, был хороший человек, что даже в такой ситуации он ее любил и прощал. И «Бигль» снаряжался вовсе не для исследовательских целей: Дарвин попал туда совершенно случайно, просто чтобы капитану было с кем общаться. Такое предваряющее выступление не обязательно должно быть связано с основной темой. Сама лекция длится 40 минут.
— Те, на которых я была, длились больше.
— Мы стараемся все-таки 40, но, как правило, затормозить выступающего очень сложно, и получается час, иногда — полтора часа.
— А в чем все-таки отличие сибирского формата от научного кафе в Москве или других странах?
— Наша фишка, если можно так сказать — это собственно интерактивная часть, потому что, как правило, в Москве, научное кафе — это лекция и обсуждение после. Основная аудитория — журналисты, которых приглашают и всячески стимулируют, чтобы они написали статью. А у нас — по-другому: мероприятие для всех, и журналисты — такие же участники. Зал может задавать вопросы, лектор — спрашивать аудиторию, показывать видео и предлагать поговорить о нем. Ну, и игра еще есть. Это — самое интересное. Из самых ярких, например, эволюция колобков. Представьте: три существа, вырезанных из картона, к ним прилагалась бумага, клей, скотч. Участники были разделены на три части, в каждой — по четыре станции, условно говоря, четыре места обитания: глубины океана, берег, лес и пустыня. Попадая в тот или иной экотоп, колобок должен был «адаптироваться» к окружающей среде. Понятно, что когда существо попадает в глубины океана, у него появляются жабры, «фонарик» на длинном выросте, еще что-то, выходит на берег — жабры уходят куда-то вовнутрь, «фонарик» обрастает кожей для защиты от высыхания и прочее. Соответственно, у тех, кто участвует, есть некие соображения, почему они те или иные адаптации приклеили к исходному колобку. Вместе с ведущей мы ходили по залу и брали в процессе комментарии у людей. В финале каждый колобок должен был стать пустынным животным, и у команд варианты получились очень разными — это демонстрировало, что эволюция работает со случайными приобретениями. Формируются какие-то изменения, которые принимаются и не принимаются в определенных условиях, и на выходе мы можем иметь совершенно разных существ.
— Есть ли какой-то костяк аудитории? Те, кто ходит на все лекции?
— Есть, примерно человек 10—15. Видимо, им очень нравится. Например, мой сын ходит на все лекции, но не потому что я его заставляю, а сам по себе. В какой-то момент он понял, что это интереснее, чем школьные занятия. Бывают люди с широким кругозором, с потребностью общаться непосредственно с нашими экспертами.
— Вы готовите как-то ученого к выступлению?
— Конечно, встречаемся лично или списываемся по электронной почте. Если требуется какое-то введение в формат, где-то встречаемся в кафе, я рассказываю и об этом. Аналогия такая: мы приходим на кухню, говорим своим друзьям или родным о том, что произошло за день, можно стоять с кружкой чая или кофе. Научное кафе — некая общественная кухня, на которую, условно говоря, не все допускаются, а к тем, кто допускается, применяются определенные правила общежития. Соответственно, выстраиваются доброжелательные взаимоотношения, это не официальное выступление, с дотошными цитированиями, субординацией и так далее, а — рассказ заинтересованному и доброжелательному слушателю.
— А никто не отказывал именно из-за такого формата? Вроде — как так, я привык к определенной аудитории, а вы тут будете жевать при мне?
— Были несколько раз моменты, когда человек отказывался в момент приглашения, если нужно ехать из города или просто не любит выступать перед аудиторией. Вообще, вот это понятие расстояния очень странное, например, наши эксперты из Лондона, Нью-Йорка или Москвы спокойно относятся к движению туда-сюда, а в самом Новосибирске граница академгородок—город очень сильная. Не знаю, почему, но есть такой эффект.
— Вы как-то отбираете выступающих?
— Один из главных критериев — умение общаться с людьми на нормальном языке, доступно объяснять, чем сам исследователь сам занимается. Если нам говорят, что кто-то классно рассказывает, мы начинаем присматриваться. Несколько мнений людей, которым мы доверяем, и мы уже нацеливаемся и в какой-то момент решаем приглашать.
— Не иссякает ли источник спикеров? Все-таки количество людей, умеющих и желающих рассказывать о своих исследованиях конечно.
— Пока нет. Хотя, безусловно, сложился круг любимых лекторов, которые бывают у нас несколько сезонов подряд. Стараемся, чтобы 75-80% ученых было новых. Мне кажется, еще сезонов на пять точно хватит.
— Сколько уже прошло?
— Прошло уже пять сезонов (сезон — с сентября по июнь), летом мы размышляем о прошлом, о будущем, придумываем что-то новое. Я считаю, что в любом проекте должны быть перерывы, время на фидбэк и анализ.
— Ранжируете ли вы как-то темы? Смотрите, на какие из них ходит больше или меньше людей?
— Каждый год я устраиваю такой опрос и «В Контакте», и лично. Обычно за лектором идут люди. Например, университетский преподаватель со сложившейся аудиторией, часто у ученого есть лаборатория, студенты, которые, конечно, придут послушать шефа. Но это где-то десятая часть всех посетителей. Остальные — действительно те, кто интересуется темой. Плюс, я считаю: наша большая заслуга в том, что мы договорились с партнерами и снимаем выступление на видео. Первый год у нас было качество так себе, но запись есть, текст можно восстановить, три года работали с НГПУ, в этом сезоне сотрудничаем с командой NSU LIFE из НГУ. Хотелось бы, чтобы эффект события усиливалось за счет просмотров в Интернете, чтобы были волны в информационном пространстве с соответствующей реакцией. Поэтому мы очень рады журналистам, телевизионщикам.
— По твоему мнению, во что может развиться такой формат научно-популярных лекций через 5-10-15 лет?
— В принципе, это было известно и раньше — обучение с развлечением, в английском языке уже появилось название для такого рода активности — edutainment (от англ. education и entertainment). Мне кажется, эффективное образование само по себе — получение знаний, умений и навыков — именно такое: с горящими глазами, активное и интерактивное. Оно должно базироваться на естественном любопытстве и поддерживать любознательность. Мотивация должна присутствовать не только формально, что ты получишь корочки, но и в процессе освоения каких-то компетенций, а он должен быть увлекательным. В этом смысле для меня ориентиром были наши классики типа Николая Владимировича Тимофеева-Ресовского, не зря мы взяли его высказывание в качестве слогана. Он говорил: «Для развития серьезных наук нет ничего пагубнее звериной серьезности». То же самое касается образования — для нормального звериная серьезность просто воспрещена, а у нас она сплошь и рядом — и в школе, и в университетах. Самые лучшие преподаватели не то, чтобы умеют веселить, но у них с чувством юмора обычно хорошо, и они зажигают своими рассказами. Поэтому я бы так сказал, что в будущем образование станет более свободным: сам человек сможет определять стратегию получения знаний, и процесс не будет таким занудным. Эволюция — как раз в увеличении эффективности, зрелищности и легкости вхождения в процесс обучения. Homo sapiens, по большому счету, очень любознательное существо. Если бы он не был таким, у нас бы сейчас не было ни домашних животных, которых он приручил когда-то, ни жареного мяса, приготовленного на огне, ни растений, выращиваемых в огороде. И последствий человеческой активности очень много. Дети в основном такие, но когда их начинают учить, любознательность к концу школы, в основном, куда-то девается, просто исчезает. Она теряется, потому что вся система очень неподвижная, очень консервативная, и построена на страхе по большей части: получить двойку, получить незачет, нагоняй, обструкцию. Это все, на самом деле, отбивает желание что-то там исследовать и познавать, остается только прагматика: я должен заиметь эти корочки, потом — какую-то специальность, и она станет моей работой. А человек где-то годам к 25-30 понимает, что все не так, и начинает заново учиться. Это, кстати, еще один достаточно сильный тренд — учеба в течение всей жизни.
— Мне кажется, это есть уже сейчас.
— Да, это уже работает, но сейчас не все люди готовы сказать: «Я студент» — в 60 лет, а в будущем это станет совершенно обычной вещью. Вот я доживу до 60, и займусь, наконец, своей геоботаникой по-настоящему! (Смеется.) Поэтому, мне кажется, что нормальное образование должно эволюционировать в эту сторону — больше свободы выбора, и при этом, учет всех современных трендов. Что будет с научным кафе? Это достаточно универсальный формат, мне кажется. Плюс, несмотря на интернетизацию и нарастающий вал он-лайн курсов, человеку нужно нормальное человеческое общение. Человек — социальное существо, и для него персональный контакт очень важен. Ничто не заменит взаимодействия с преподавателем, с тем, кто тебе что-то рассказывает — это будет цениться всегда очень высоко. Даже возник термин «гибридная педагогика», его придумали как раз те, кто начинал разрабатывать курсы дистанционного образования. Гибридный значит сочетающий офлайн и онлайн. Курсы только в интернете работают хуже, чем аналогичные, где у человека есть возможность общаться с другими: слушателями, преподавателями. Поэтому форматы публичных лекций, конечно, сохранятся. Будет ли это всегда бесплатно и на энтузиазме? Это вопрос. Подобные проекты движутся либо в коммерцию, либо, грубо говоря, загибаются. Пока мы можем жить как волонтерский проект, а как дальше — сложно сказать: видимо, появятся билеты, спонсор или что-то ещё, посмотрим. Пока это доставляет нам удовольствие — возможно, научное кафе и должно остаться таким открытым и бесплатным для посещения. По крайней мере, в этом есть своя социально-гуманитарная миссия.
Записала Юлия Позднякова
Фото: 1 — из личного архива А. Дубынина, 2,4 — Юлия Позднякова, 3 — Сергей Ковалев
