Основатель и талисман

Читать передовые публикации по всем направлениям, работать семь дней в неделю, проверять сотрудников в горах… 28 июля основателю Института химической биологии и фундаментальной медицины СО РАН академику Дмитрию Георгиевичу Кнорре исполняется 90 лет. О секретах, позволявших ученому успешно управлять научной организацией, рассказала его ученица заведующая лабораторией биоорганической химии ферментов ИХБФМ член-корреспондент РАН Ольга Ивановна Лаврик.

О притягательной атмосфере науки

В лабораторию природных полимеров в Институте органической химии СО АН СССР, которую с самого начала возглавлял Дмитрий Георгиевич, я пришла, будучи студенткой третьего курса факультета естественных наук Новосибирского государственного университета (ходить в разные лаборатории знакомиться с наукой я начала уже со второго, очень хотелось среди них выбрать ту, которая понравится больше всех). И сразу почувствовала царившую там атмосферу каждодневного творчества и созидания. У Дмитрия Георгиевича безусловно есть талант создавать коллективы, и проявился он уже тогда. В это время в лаборатории работали замечательные исследователи: Станислав Константинович Василенко, Лев Степанович Сандахчиев, Эрнст Георгиевич Малыгин, Михаил Александрович Грачёв, Александр Семёнович Гиршович. Они отличались разносторонним спектром подходов в науке, были выпускниками московских вузов либо до приезда в Сибирь работали в ведущих лабораториях в Москве, а пришли к Дмитрию Георгиевичу, потому что он хотел создать лабораторию, которая явилась бы основой развития молекулярной биологии и биохимии в Сибири. Эти люди выросли в замечательных ученых и позже организовали другие ведущие научные центры. Так, Лев Степанович Сандахчиев, избранный впоследствии академиком РАН, был основателем и долгие годы директором НПО «Вектор» в Кольцове, Михаил Александрович Грачёв (также избранный академиком РАН) долгие годы был директором Лимнологического института в Иркутске.

с сотрудниками Института органической химии АН СССР, середина 1980-х годов.

Лаборатория природных полимеров занималась горячей проблемой того времени — исследованием структуры и функций транспортных РНК (молекул, являющихся ключевыми в процессе биосинтеза белка). Надо сказать, что именно там впервые в России было налажено биохимическое производство транспортных РНК и выделена индивидуальная, специфическая к аминокислоте валину, транспортная РНК. Если говорить по существу, то в очень серьезной степени в лаборатории природных полимеров и впоследствии в отделе биохимии НИОХ была заложена биохимическая база многих исследований, проводившихся не только в нашем институте, но и во многих научных организациях страны, например в Институте молекулярной биологии им. В.А. Энгельгардта РАН. То есть лаборатория уже с самых первых шагов своего существования была ключевой и важной для развития молекулярной биологии в России. И этот уровень, несмотря на то что коллектив был молодой, с самого начала чувствовался нами, пришедшими студентами и выпускниками НГУ: мы понимали, что работаем с учеными, которые делают важное дело, изучают самые горячие проблемы и стремятся сделать прорывные открытия. Впрочем, научная атмосфера в лаборатории была такова, что даже освоение методик, не говоря уже об участии в разработке новых методов исследований, мы считали самым важным своим делом, почти на уровне Манхэттеновского проекта. Было очень хорошим тоном работать допоздна, включая субботы и воскресенья. Мы всегда шли в лабораторию с радостью, атмосфера там была замечательная!

О доверии и НГУ

Дмитрий Кнорре, конец 1970-х.Когда из лаборатории природных полимеров вырос отдел биохимии, там уже в большой степени опора в развитии была на выпускников НГУ. Будучи деканом факультета естественных наук НГУ, Дмитрий Георгиевич очень большое значение уделял развитию физико-химической биологии. Уже в самом начале 1970-х годов он думал о создании при университете специализированной кафедры по подготовке ученых в этой области, имеющих хорошую подготовку по математике, физике, физической химии. Такую подготовку могли обеспечить программы ФЕНа, которые он курировал, будучи деканом этого факультета. Дмитрий Георгиевич происходил из школы академика Н.Н. Семёнова и до своего отъезда в Сибирь работал в Москве в Институте химической физики. Его учебники по химической кинетике, написанные в соавторстве с академиком Н.М. Эмануэлем, известны всем, кто в стране специализируется в этой области исследований. Пожалуй, главной чертой школы Кнорре является то, что в исследованиях в молекулярной биологии очень важное значение придается «физико-химическому фундаменту», то есть применению количественных методов. Он читал в университете курс физической химии, который потом передвинул на второй год обучения, потому что считал, что это очень важная основа образования. Заложил основы курса биологического катализа, описывающего ферментативные превращения в биологических системах (этот курс по сей день является очень важным в понимании физико-химических подходов в молекулярной биологии как для химиков, так и биологов ФЕН НГУ).

Глядя в будущее, Дмитрий Георгиевич очень поддерживал выпускников НГУ. Сначала я работала с ним на кафедре физической химии ассистентом, затем, когда я еще была в аспирантуре, он поручил мне читать курс биологического катализа, что было очень большим доверием с его стороны и прекрасной школой педагогической работы. Этот курс я читаю до сих пор, постоянно его трансформируя в соответствии с современными направлениями энзимологии.

Затем, вместе с академиком Рудольфом Иосифовичем Салгаником, Д.Г. Кнорре организовал в НГУ кафедру молекулярной биологии и был ее руководителем несколько лет. Помимо химической и биологической специализации на кафедре был так называемый «гибридный» поток, студенты которого получали в значительном объеме специальные курсы, изначально созданные для каждого из этих направлений.

Дмитрий Георгиевич был прекрасным заведующим кафедрой, очень много думал о программах образования и постоянно их обсуждал с сотрудниками. Работать с ним в НГУ было очень интересно, и я с увлечением вела специализацию дипломников-химиков, обучение которых постоянно улучшалось и модифицировалось. Было не очень понятно, почему он решил в 1988 году уйти с этого поста. По-видимому, при его личной требовательности к выполняемой им работе, ему показалось сложным совмещать заведование кафедрой с постом директора организованного к тому времени института.

О требовательности, трудолюбии и некоторых спорных вопросах

Академики Д.Г. Кнорре и Л.С. СандахчиевК подбору кадров Дмитрий Георгиевич относился действительно с очень большим вниманием. Не было такого, чтобы он принял какого-то человека в лабораторию, не побеседовав подробно лично. Даже когда Д.Г. Кнорре уже был руководителем института, он сохранял эту традицию. Сейчас мне будет сложно вспомнить, но, кажется, меня он спрашивал про мои увлечения в науке. Я ему ответила, что мне хочется понять детально, как химические реакции протекают в живой клетке. Ответ был довольно наивный, потому что это очень сложные системы превращений, которые до сих пор до конца не изучены.

В целом Дмитрий Георгиевич был очень требовательным и строгим к своим ученикам. И это отлично прочитывалось за его внешней мягкостью. Если признаться честно, мы его, конечно, побаивались. Я, по крайней мере, совершенно точно. И для меня по жизни есть два Кнорре. Один из них был моим руководителем в аспирантуре, а затем заведующим отделом и директором института, где после защиты докторской диссертации была создана моя лаборатория. Это был требовательный и очень строгий руководитель. Я прекрасно помню, что решиться на разговор по какой-либо сложной, но важной проблеме было непросто. Я планировала и обдумывала его порой в течение нескольких дней. А потом, когда он перестал быть директором, у нас сложились более теплые человеческие отношения. Наверное, это было правильно — до определенного момента не переходить четкую границу официального общения. В какой-то степени для меня это было даже предпочтительным, поскольку определяло мою значительную самостоятельность в работе, что мне очень нравилось. Но могу сказать, что Дмитрий Георгиевич всегда, будучи сначала руководителем большого отдела, а потом и директором института, находил время обсудить результаты научной работы с сотрудниками.

Д.Г. Кнорре был и остается очень трудолюбивым человеком. Обычно он уходил из института в девятом часу вечера, и даже в девять. Не существовало такого понятия, как часы приема. Науку мы могли обсуждать с ним в нерабочее время, даже в субботу и воскресенье. Он старался разобраться в направлениях всех лабораторий, которые работали в институте, на основании прочтения научной литературы и постоянных семинаров и ученых советов, где мы докладывали о своих достижениях. Конечно, у него было свое видение, специфическое мнение. Не всегда оно совпадало с нашим, и часто развивалась научная дискуссия, которая порой протекала в довольно сложном стиле. Тем не менее аргументы Дмитрия Георгиевича были обоснованы его знаниями в данной области на тот момент. Он был очень требовательным на этапе повышения научной позиции и звания научного работника, также как и при защитах диссертаций и выборе научных направлений.

Хочу привести один яркий пример. Это касается истории, связанной с изучением одноклеточной водоросли ацетабулярии. В то время основными направлениями работы отдела биохимии были физико-химические исследования систем биосинтеза белка, а также развитие и применение метода комплементарной модификации нуклеиновых кислот. И вдруг один из самых талантливых ученых отдела Лев Степанович Сандахчиев решил заняться совершенно новой темой. Его заинтересовали исследования на клеточном уровне, и он стал изучать ацетабулярию. Это было на самом деле гениальное предвидение Л.С. Сандахчиева. В начале 1970-х годов он предугадал, что будущее принадлежит исследованиям на клеточном уровне in vivo. Под эти исследования стали создаваться новые методы, новейшая техника, позволяющая работать с клеткой на микроуровне (например, микроспектрофотометры). Сандахчиев со своими сотрудниками разобрал и собрал ацетабулярию, когда еще клеточная биология в мире была на начальном этапе развития. Однако внутри отдела биохимии разгорелась дискуссия, потому что Дмитрий Георгиевич предпочитал придерживаться выбранных направлений и не признавал вторжения ацетабулярии.

Тем не менее исследования развивались. Лев Степанович блестяще защитил докторскую диссертацию по этой тематике и потом возглавил «Вектор». Но объективности ради следует сказать, что так было далеко не всегда и в ряде случаев Д.Г. Кнорре проявлял большую твердость, настаивая на изменении направлений работы лабораторий. Когда я стала выезжать и много работать за границей, то открыла для себя, что в зарубежных институтах главная роль директора в выборе научных направлений выражена в гораздо меньшей степени, чем в России, но у нас эта традиция сохраняется до сих пор.

О создании института

То, что Дмитрий Георгиевич сохранял в одном русле исследования в отделе биохимии, имело отношение, я думаю, к замыслу создать на его основе институт. И в 1970-е годы трое его ближайших в те годы учеников (Валентина Филипповна Зарытова, Валентин Викторович Власов и я) выполняли со своими коллективами работы, которые можно было представить к защите на соискание степени доктора наук. Насколько я понимаю, это было важно для принятия вышестоящими инстанциями положительного решения по организации института на базе отдела биохимии НИОХ. Предыдущее поколение вместе с Сандахчиевым ушло в «Вектор», и опорой Кнорре стали мы — бывшие выпускники НГУ.

Для создания института необходимо было заручиться поддержкой очень влиятельного в нашей области академика Юрия Анатольевича Овчинникова, который в 1970-е — начале 1980-х решал все важнейшие организационные моменты и определял распределение бюджета в молекулярной биологии. Его мнение по вопросу, какие новые научные организации необходимо создавать и на каких площадках, было определяющим.

Надо сказать, что у нас тогда еще не было совета по защите докторских диссертаций, поэтому Дмитрий Георгиевич посылал нас для этого в Москву. Меня он отправил в Институт химии природных соединений АН СССР (теперь Институт биоорганической химии им. академиков М.М. Шемякина и Ю.А. Овчинникова РАН) на совет, возглавляемый самим Ю.А. Овчинниковым. Это, конечно, было большим доверием со стороны Дмитрия Георгиевича. Я помню, что, сознавая важность мероприятия, всю ночь перед защитой не спала и очень волновалась. К счастью, всё прошло благополучно.

О проверке горами

Главным ненаучным увлечением Д.Г. Кнорре были горы. И я могу сказать, что первое мое достаточно близкое знакомство с ним произошло именно там. Я пришла в лабораторию на практику студенткой третьего курса, и тем же летом Дмитрий Георгиевич пригласил меня пойти с ним в поход на Алтай. Там я увидела другие черты характера Кнорре, и они, в общем-то, коррелировали с представлением о нем, сложившимся по лаборатории. Поход оказался очень трудным. Даже большей категории сложности, чем было запланировано изначально. Это произошло немного случайно, потому что мы сбились с маршрута, пошли не по тому пути, но зато открыли сложный перевал. В этой группе находилось всего двое женщин (я и Вера Алтунина (Старостина), мы были еще совсем молодыми, и нам впервые в жизни пришлось покорять горы с альпинистским снаряжением. Из-за того, что мы сбились с маршрута, у нас в конце похода кончилась еда, и последние дни мы шли совсем «налегке». Уже тогда я поняла, что Дмитрий Георгиевич любит преодолевать трудности и творческий путь с ним будет весьма непростым, но зато полным открытий и неожиданностей.

В походе. 1980-е годы

У меня сложилось такое впечатление, что Д.Г. Кнорре вообще любил приглашать своих сотрудников в горы, наверное он их там как-то лучше узнавал. То есть это было такое своеобразное испытание перед тем, как отправиться с ними в длинный путь научного поиска.

О связи времен

Мы все очень рады, что Дмитрий Георгиевич празднует свое 90-летие. Надо сказать: то, что он до сих пор каждый день приходит в институт (я подчеркиваю — каждый, включая субботу и воскресенье), очень важно для ИХБФМ СО РАН. Он для нас как талисман. Потому что все-таки наиболее интенсивно работающие лаборатории института, активно развивающие свои направления в науке, — это как раз те, которые возглавляются учениками Д.Г. Кнорре. До сих пор в институте успешно работают и заведуют лабораториями такие ведущие ученые, как доктора химических наук Г.Г. Карпова, Г.А. Невинский, О.С. Фёдорова, директор ИХБФМ СО РАН академик В.В. Власов.

Д.Г. Кнорре на форуме "Биомед", 2011 год.

Все мы принадлежим к изначальной школе Дмитрий Георгиевича, хотя уже у нас есть свои собственные «дочерние школы» в избранных нами направлениях науки, признанные в России и за рубежом. Конечно, в связи с требованиями времени, новым названием и направлением института, мы сегодня много работаем в области фундаментальной медицины, но пришли мы в эту область не как «врачи», а с солидными фундаментальными направлениями в химической биологии. Это обстоятельство позволяет нам развивать исследования мирового уровня, тем самым приумножая славу нашего института серьезными открытиями, а также и публикациями в журналах с высоким рейтингом. Поэтому справедливо, что на первом месте в названии института стоит «химическая биология». Все главные открытия совершаются все-таки в фундаментальной науке, и эту науку Дмитрий Георгиевич как бы охраняет, каждый день приходя в созданный им институт. Нам кажется очень трогательным, что убранная от входа старая табличка с прежним названием «Институт биоорганической химии СО РАН» висит на внутренней стороне двери его кабинета. И пускай она остается там как можно дольше.

Записала Диана Хомякова

Фото предоставлены О.И. Лаврик и из архива СО РАН