В наше время в институтах Сибирского отделения женщин-ученых можно встретить на всех уровнях и позициях. Мы уже давно не удивляемся лауреаткам Нобелевской премии. Трудно представить, что так было не всегда. Мы поговорили с заведующей лабораторией механизмов реакций Института химической кинетики и горения им. В. В. Воеводского СО РАН профессором Новосибирского государственного университета, доктором химических наук Ниной Павловной Грицан о том, каким было отношение к женщинам в науке в позднем Советском Союзе.
— Вы окончили Специализированный учебно-научный центр НГУ (ФМШ) и физический факультет НГУ, а сейчас преподаете на том же факультете университета. Раньше там было меньше девочек, чем сейчас?
— Я поступила в ФМШ в 1964 году. Когда я заканчивала восьмой класс, ребята-выпускники вели статистику. Из 650 фмшат всего 55 — девочки, то есть меньше 10 %. Это я хорошо запомнила. Сейчас, когда я раз в пять лет прихожу на юбилейные мероприятия в ФМШ, то вижу, что соотношение стало примерно одинаковым.
Н. П. Грицан в лаборатории
С физфака я выпустилась в числе семи девушек из 155 студентов. Училась всегда очень хорошо, почти на одни пятерки, однокурсники относились ко мне с уважением. Я не чувствовала какой-то дискриминации. Но был один неприятный случай на экзамене по вычислительной математике. Пока мы готовились, мальчишки из группы ходили ко мне с вопросами, я им помогала, объясняла. Так как этот курс был в рамках второй специальности, которую нам добавили перед самым окончанием университета, то всем моим одногруппникам не глядя ставили пятерки. Подошла моя очередь — так же, долго не слушая, мне говорят: «Ну ладно, четверка». На мой вопрос «Почему?» мне ответили, что могут и тройку поставить, если захотят. Я ушла и стояла плакала у деканата, а на следующий день у меня была свадьба. Так что помню до сих пор.
Сейчас я преподаю на кафедре химической и биологической физики физического факультета НГУ и у нас бывает, что девочек даже чуточку больше, но обычно от 30 до 40 %. В каком-то году у меня была группа почти из одних девушек, и все они были такие яркие и выдающиеся! Те молодые ребята, с которыми я общаюсь, относятся к девчонкам-коллегам и соученицам как к ровне.
— Как сделать так, чтобы молодежь, и девушки в том числе, после университета шли в науку? Что должно поменяться?
— А зачем всем идти в науку? Можно же строить карьеру не только в науке, а, к примеру, в каких-то технологических компаниях. Наша работа специфична и не из легких. Если хочешь чего-то добиться, работать приходится далеко не восемь часов в день. Я убеждена, что в науку должны идти не все, а лишь те, кто нацелен на нее, кто по-другому не представляет своей жизни. Почему российская наука в нынешнем положении по уровню исследований? С деньгами и оборудованием всё ясно, конечно их катастрофически мало. Но еще и отбор должен быть на высочайшем уровне. Для сравнения: когда в американском университете хорошего уровня (около сотни), например, объявляют конкурс на позицию assistant professor (не путать с ассистентом профессора, это абсолютно самостоятельная позиция), на одно место претендуют от 200 до 300 человек, из которых в итоге проходит только один кандидат. Затем он снова проходит жесткую процедуру перехода на постоянную позицию с запросом мнений о нем десятка ведущих мировых специалистов в данной области. Причем такие известные университеты, как MIT, Гарвардский университет, отсеивают даже на этом этапе до 60 % молодых профессоров.
Н. П. Грицан со своими аспирантами
— Есть мнение, что среди заведующих лабораториями и директоров институтов меньше женщин скорее потому, что они сами не хотят работать на таких позициях. Вы согласны с этим?
— Трудно сказать. Раньше женщинам было тяжело пробиться. В советское время у нас только одна женщина стала заведующей, и она была ученицей директора. С другой стороны, нельзя сказать, что было много претенденток, которых просто не пустили.
В советские годы многие стремились обязательно стать начальником — завлабом, директором. Хотя сейчас, наверное, также кто-то хочет быть руководителем, но теперь это не столько почетно, сколько тяжело, а прибавка в зарплате, по крайней мере для завлаба, отсутствует. Теперь на завлабах лежит большая ответственность и перед сотрудниками и за результаты.
— Какие были в советское время, после распада СССР, и какие есть сейчас препятствия для женщин в науке?
— Сейчас не знаю, может, я уже не замечаю, какие трудности есть у девушек и молодых женщин. Мне кажется, когда мое поколение уйдет, станет больше девушек на руководящих должностях. Один мой коллега как раз ориентируется на то, чтобы передать руководство лабораторией молодой женщине. Мне уже много лет, и, как мне кажется, мое поколение было уже лучше в плане отношения к женщинам. Вот для многих из тех, у кого мы учились, действительно, женщина была человеком второго сорта, как бы она ни работала. Сейчас среди молодежи ситуация вообще намного лучше, хотя и с моими ровесниками я не ощущала дискриминации, а поколение, родившееся от 1930-х до 1940-х, было вот таким.
— У вас не было такого, чтобы вы разрывались между научной работой и домашними обязанностями, воспитанием ребенка?
— Конечно, когда был детский сад, было немножко неудобно. Но, опять же, нам повезло — в нашем саду всё понимали и относились лояльнее. Можно было забирать ребенка часов в семь-восемь вечера, а не в пять, как везде. Можно было и задержаться немного в лаборатории. Жизнь, конечно, была сложнее, чем сейчас. Прекрасно запомнилось, что в 1980-е надо было обязательно до шести вечера прибежать в магазин на Морском проспекте, чтобы ухватить несчастную бутылку молока или кефира. Ну и мой муж, Валерий Иванович, мне во всем помогал.
Мой сын Андрей не доставлял мне проблем, прекрасно учился, помогал. Он и сейчас моя гордость. По своим достижениям он давно обошел меня: физик, профессор в американском университете Джона Хопкинса. Он был одним из двух координаторов в команде, которая занималась бозоном Хиггса, недавно стал почетным членом американского физического общества.
Н. П. Грицан с учениками в Гейдельберге, 2020 год
— Сейчас всё чаще и чаще Нобелевские премии присуждают женщинам. Как думаете, почему?
— Во-первых, просто исследовательниц стало гораздо больше в сравнении с тем, что было раньше. Закономерно, что, когда в науке стало почти поровну мужчин и женщин, появились лауреатки Нобелевской премии. Я в течение десяти лет ездила работать в Америку (где-то три месяца в году проводила там). Когда я впервые приехала в 1995 году, на химическом факультете университета штата Огайо была одна женщина-профессор. Европа в этом плане уже тогда была на шаг впереди. Равенство женщин с мужчинами — один из показателей того, насколько демократично общество. Дальше профессорок на факультете, который я посещала, становилось с каждым годом всё больше, теперь уже из всего состава профессоров около 20 % — женщины. Сейчас в Штатах есть также специальные программы поддержки женщин в науке, например, проект может получить преференцию, если среди руководителей есть женщины.
Когда попадаешь в эту среду, то видишь много женщин-ученых. Хорошо, что было на кого равняться. Без них я бы пришла, осмотрелась по сторонам — не на что было бы опереться», — рассказывает ученица Нины Павловны старший научный сотрудник Международного томографического центра СО РАН кандидат физико-математических наук Олеся Анатольевна Крумкачёва.
— Есть еще эффект преемственности, наверное? Женщины вдохновляют своих учениц, идет цепная реакция.
— Женщины-преподаватели и научные руководители возятся со своими студентами как с родными детьми. У меня вначале под научным руководством были в основном аспирантки, а сейчас, кстати, одни парни. Это последние годы. Много у нас звезд, таких как Олеся Крумкачёва. Мне кажется, что она даже слишком много работает. Даже находясь в декрете, она была замдекана физического факультета по аспирантам и занималась ими помимо своей основной работы.
Я искренне радуюсь успехам своих студентов и аспирантов. Моя самая первая аспирантка — доцент факультета естественных наук НГУ кандидат химических наук Елена Анатольевна Притчина — давно преподает, вкладывая душу в свою работу со студентами. Наше успешное научное сотрудничество с ней не прерывается. Одна из моих любимых аспиранток Елизавета Александровна Сутурина сейчас построила хорошую карьеру в Великобритании. Она лектор в университете Бата. Другая моя ученица — Зоя Леоненко — профессор сразу двух факультетов: физики и биологии, в университете Ватерлоо и президент Биофизического общества Канады. Конечно, я не ориентирую их на отъезд за границу — мне же и самой хочется, чтобы у меня работали такие талантливые люди. Но я их понимаю, как я могу препятствовать?!
Беседовала Мария Фёдорова
Изображения предоставлены исследовательницей
