Долговременное проектирование развития научно-технологического сектора России осознано как насущная потребность. Но кому доверить эту деятельность, и кто будет отвечать за её результаты?
Одним из ключевых мероприятий международного форума «Технопром—2016» стала пленарная дискуссия «Вызовы для России, вызовы для науки». Приветствуя её участников, губернатор Новосибирской области Владимир Филиппович Городецкий прибег к неизбежной аксиоматике: «Происходящие изменения требуют от нас быстрой и адекватной реакции. Будущее ― за наукой, инновациями, высокими технологиями». Заместитель министра образования и науки России Людмила Михайловна Огородова обозначила цель встречи: выслушать и обсудить сообщения представителей рабочих групп, готовивших проект Стратегии научно-технологического развития России до 2035 года. Замминистра подчеркнула, что еще в ходе подготовки этот документ изменил статус и переведен на высший, то есть национальный, уровень, перестав быть ведомственным. «Сменилось целеполагание, ― сказала она, ― наука теперь рассматривается не как отдельная отрасль, а как первооснова для всей экономики». При этом Л. Огородова отметила (вероятно, имея в виду реформу РАН) наличие «…некоторых процессов, которые в некотором смысле разъединили людей».
С людей и началось обсуждение. Ректор Национального исследовательского ядерного университета «МИФИ» профессор Михаил Николаевич Стриханов очередной раз опроверг миф о том, что в стране «слишком много учёных». По доле занятых в научной сфере (без преподавателей вузов) Россия занимает в мире 31 место, по числу публикаций ― 19, по цитируемости ― 14. Когорта исследователей не благодушествует: соцопросы показали недовольство низкой оплатой труда и социальным статусом, нерешенным «жилищным вопросом», и, что немаловажно ― трудностями в практической реализации научных результатов. В равной степени эти ощущения подталкивают к внутренней (из регионов в столицы) и внешней миграции. Напротив, важными факторами для карьеры на своем месте респонденты назвали, помимо материальных стимулов, стабильность в государстве и обществе, амбициозность поставленных задач, ненавязчивый менеджмент и участие в международных проектах.
Примером успешного стимулирования научного роста Михаил Стриханов назвал программу «ТОП 5-100» по продвижению российских вузов в международных рейтингах. «Я думаю, что за 3 года достигнуты мощные системные результаты: наука превратилась для участников проекта в обязательный вид деятельности, а университеты стали признанными международными площадками». В МИФИ, со слов его ректора, количество объектов интеллектуальной собственности выросло вдвое, научных публикаций ― втрое, но самый впечатляющий результат ― пятикратный рост активности вуза в масс-медиа.
Глава Российской венчурной компании кандидат физико-математических наук Игорь Рубенович Агамирзян тоже ссылался на результаты опросов, но цифр и ранжиров не сообщал, а констатировал, что «всё запущено». Для начала, российская наука была названа «слабо изученным объектом» с устаревшими приоритетами. «Она выглядит, как в развитых странах лет 50 назад ― с сильным перекосом в сторону естественных дисциплин, прежде всего физики, тогда как сегодня центр переместился в сторону наук о жизни». Рубен Агамирзян также констатировал, что «…нет механизмов трансляции ни запросов общества для науки, ни отчётности науки перед обществом». Исправить ситуацию помогут посредники: «Общество может формировать и транслировать свои потребности через элиты». Ну и в целом, «нет разделяемого всеми образа желаемого будущего». Соответственно, перемены требуются системные и радикальные: «Реструктуризация сектора исследований и разработок ― необходимый, но не достаточный элемент стратегии развития».
Представитель Высшей школы экономики (ВШЭ) Дан Станиславович Медовников выступал от рабочей группы «Наука и государство» и начал с того, что второго в первом чересчур много: «Сектор исследований и разработок у нас слишком государственный». Априори считая устаревшими и неэффективными крупные исследовательские центры, Дан Медовников призвал делать ставку на проектный принцип и инициативные группы учёных, которые могли бы работать в «институтах без вывески» (что-то вроде технопарков, только для фундаментальных исследований). По мнению московского эксперта, многое нужно подправить и в государственном секторе: использовать часть успешных управленческих практик частного бизнеса, сформировать сбалансированный порядок оценки эффективности научных организаций (еще один заход?), находящихся на бюджетном финансировании. А «неэффективные» институты не ликвидировать, как предлагает ФАНО, а «внести (вероятно, в Стратегию) вопрос об их приватизации».
Некоторые участники дискуссии взывали к осмотрительности. Представитель Института мировой экономики и международных отношений РАН кандидат политических наук Иван Владимирович Данилин видит невообразимой Стратегию научно-технологического развития России без стратегии развития самой России. Он напомнил высказывание Сенеки: «Для корабля, который плывет без цели, ни один ветер не будет попутным». Иван Данилин уверен, что государство, осознавшее свою миссию и место в мире, «…от ответственности за большие проекты никуда не уйдет». Кандидат физико-математических наук Сергей Николаевич Неделько из Объединенного института ядерных исследований в Дубне заострил проблему первоначального действия: «Мы пишем стратегию до 2035 года, а не с 2035 года… Нельзя менять всё и сразу, это только разрушит систему». Директор томского Института физики прочности и материаловедения СО РАН член-корреспондент РАН Сергей Григорьевич Псахье призвал решать не химерические, а реальные проблемы: «Главным тормозом на самом деле является межведомственная разобщённость. Из-за неё мы теряем время, деньги и перспективы». Учёный предложил как следует изучить без малого 60−летнюю историю Сибирского отделения, которое и в советскую, и в постсоветскую эпоху находило формы организации исследований, объединявших специалистов и организации разной принадлежности.
Резюме дискуссии подвел председатель СО РАН академик Александр Леонидович Асеев, которого Людмила Огородова назвала «самым активным, постоянно вмешивающимся в вопросы управления наукой». Он и вмешался: «Когда вы говорите об отрыве науки от реального сектора экономики, от частного бизнеса ― идите в соседнее помещение и посмотрите выставку «Технопрома». «Нужно говорить не о системной ломке, а о создании в Сибири центров превосходства», ― считает академик, напомнивший о программах «ИНО Томск» и реиндустриализации Новосибирской области, об участии академических институтов в развитии (в первую очередь, научном) НГУ, ведущих вузов Томска, Иркутска, Красноярска и других городов Сибири. При этом «…есть задачи, явно выходящие за рамки возможностей университетов, требующие больших вложений и мощных уникальных установок». Поэтому Александр Асеев призвал к укреплению прежде всего академического сектора и прежде всего на востоке страны: «Мы видим, где формируется новый центр мировой экономики. Нам нужны и компетенции, и полномочия, и ресурсы, чтобы достойно представлять Россию в Евразии».
Точкой же в обсуждении «стратегии разработки стратегии» стала другая фраза руководителя СО РАН: «Вопросы нужно ставить по сути, а не придумывать новые конструкции для перераспределения скудных бюджетных ресурсов».
Андрей Соболевский
Фото автора
