«Веселая царица была Елисавет...»

Ходить бывает склизко
По камешкам иным,
Итак, о том, что близко,
Мы лучше умолчим.
 
А.К. Толстой
 
Исторические изыскания сегодня всё более востребованы и всё более опасны. Законодатели и чиновники предлагают считать правонарушением (и нешуточным!) фальсификацию событий прошлого. Сознательно обойдя неизбежный вопрос «А судьи (точнее, эксперты) кто?», давайте вспомним, как относились к истории при более жёстких порядках.
 
Член-корреспондент Петербургской Академии наук и придворный сановник граф Алексей Константинович Толстой известен, прежде всего, как поэт-сатирик, один из создателей Козьмы Пруткова. В 1868 году скачущим трехстопным ямбом граф пишет «Историю государства Российского от Гостомысла (полумифического правителя) до Тимашева (начальника штаба корпуса жандармов)». 83 строфы не столько пародируют официозный и почти одноименный труд Николая Михайловича Карамзина, сколько пересказывают языком насмешника. В это время А. Толстой уже оставил государственную службу, но и в отставке не подвергся никаким гонениям. Его веселая поэмка, правда, увидела свет в 1883-м, но при воцарившемся в этом году Александре III нравы-то были еще строже. За скобками оставим написанную в те же 1868-69 годы «Историю одного города» Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина, большинство из персонажей которой являются собирательными образами: Беневоленский, Прыщ, Угрюм-Бурчеев и другие соединяют в себе черты сразу нескольких самодержцев и сановников. 
 
Рисунки Ре-Ми (Николая Ремизова) к «Всеобщей истории, переработанной "Сатириконом"» Впрочем, Россия и к 1911 году не стала парадизом: убийство Столыпина, столкновения солдат с бунтующими крестьянами, дело Бейлиса… Однако же, в Санкт-Петербурге тогда выходит в свет «Всеобщая история, переработанная “Сатириконом”». Сотрудники этого журнала (включая Аркадия Аверченко и Надежду Бучинскую-Тэффи) сделали то же, что и Алексей Толстой. Только в прозе и с охватом истории зарубежных стран, начиная с древней Спарты: «Воспитание детей было очень суровое. Чаще всего их сразу убивали. Это делало их мужественными и стойкими». Впрочем, сатириконцы и над отечественной историей и мифологией посмеялись на славу, и тоже с изначальной старины: «Жили тогда славяне, следуя строго обычаям предков — в вечной ссоре и беспрерывной драке между собой». Некоторые фразы достойны высокого титула афоризма: «Пётр застал Русь бородатою и оставил её взлохмаченною». Другие пассажи могут вызвать кислую мину у рафинированных патриотов: «К вечеру, одержав победу, Кутузов отступил. Побежденные французы с горя заняли Москву». 
 
К 1917 году было написано еще несколько сатирических летописей России, уже без хронологической «подушки безопасности». Но эти опусы были явно вторичны по отношению к вышеназванному и, мягко говоря, не блистали стилистически. Затем власть в стране поменялась, и редакция «Сатирикона» почти в полном составе эмигрировала. Оставшиеся в России служители «музы пламенной сатиры» быстро перенацелились с минувшего на актуальное: Чемберлена и Муссолини, фашистов и бело- (поляков, китайцев, финнов и далее), агрессивный блок НАТО и израильскую военщину, а также отечественных бюрократов, бракоделов и дебоширов. Почти столетие в нашей стране над героическим прошлым не потешались: себе дороже. 
 
Правда, уже в наше время (2013 г.) Святослав Сахарнов написал сборник веселеньких новелл «Шляпа императора» с претензией на продолжение дела сатириконцев. Но автор оказался еще осторожнее своих давних предшественников. Российских сюжетов у него десятка два из 100, всё больше о культурной жизни. К тому же Сахарнову явно изменяло чувство такта (мягко выражаясь), когда он брался писать побасёнки о газовых камерах и Хиросиме. Видимо, вовсе не читал толстовского предупреждения про скользкие камешки.
 
Сегодня, напомню, обсуждается вопрос о том, что санкции за вольность в трактовке и изложении истории не должны ограничиваться моральным осуждением. Высказаться о карающем мече и ювеналовом биче мы попросили экспертов.
 
Рисунки Ре-Ми (Николая Ремизова) к «Всеобщей истории, переработанной "Сатириконом"» — Нуждается ли историческая достоверность в правовой защите? Если да, то в каких рамках и формах?
 
Ведущий научный сотрудник Института истории СО РАН доктор исторических наук, профессор Гуманитарного института НГУ Сергей Александрович Красильников:
 
— То, что сформулировано в вопросе как «правовая защита исторической достоверности», не имеет и не может иметь однозначного ответа. И вот почему. Профессиональные историки функционально  должны стремиться к установлению  достоверных, научно выверенных и  доказанных фактов прошлого. Однако дальше идет область реконструкций и интерпретаций исторических явлений, событий, процессов, которые становятся  предметным полем для деятельности  не только историков, но и инструментом для политиков, политтехнологов, журналистов и далее по длинному списку... Поэтому речь может идти  о включении в правовое поле  понятия «исторической информации» и процедур, определяющих корректность или нарушения при ее искажении и т.д. И это не задача профессиональных историков. В таком случае от них может требоваться экспертная оценка степени достоверности или искажения исторической информации. 
 
Однако для нашего сообщества гораздо более актуальной и практически судьбоносной  является проблема права на получение доступа ко всем видам источников, хранящихся, прежде всего, в ведомственных и государственных архивах, поскольку изобретаются все более изощренные формы недопущения к работе с этим материалом.   
 
Доцент Гуманитарного института НГУ Сергей Петрович Куликов:
 
— Проблема исторической достоверности — это вопрос, находящийся в компетенции профессионального сообщества. Только оно может решать, что достоверно, а что вранье. Ибо это — профессионалы. Лживого историка сажать или штрафовать не надо. Достаточно создать вокруг него репутационное облако, а ВАКу лишить диплома (магистерского, кандидатского, докторского). Никому другому лезть в наши дела не следует, особенно политикам и юристам.
 
— Помогает или мешает осмыслению отечественной истории иронический взгляд на нее? Востребованы ли сегодня произведения историко-сатирического жанра?
 
Сергей Красильников:
 
— Полагаю, что для популяризации отечественной истории все жанры хороши, кроме скучных. Это в полной мере относится и к сатире. К сожалению, данная традиция, ярко проявившая себя в России начала века, особенно в годы Первой русской революции, после революции Октябрьской по известным причинам оказалась не то, чтобы утраченной, а попросту уничтоженной. Но был, кстати,  тот самый 1917-й год, когда историко-сатирический жанр развивался и был востребован. В качестве примера можно привести творчество Эмиля Кроткого, перу которого принадлежал ряд  произведений, написанных на злобу дня в тот период. В частности, в 1917 году в Одессе была опубликована его «Сказка о том, как царь места лишился». Тогда же, после переезда автора в Петроград, увидела свет «Повесть об Иванушке-Дурачке (Русская история в стихах)». Он сотрудничал в социал- демократической  газете «Новая Жизнь», оппозиционной большевикам. В свое время, работая в середине 1970-х над диссертацией по истории отечественной интеллигенции, я прочел в «Новой Жизни» его пародийный текст о приходе к власти большевиков в форме пушкинской поэмы «Евгений Онегин». А дальше в общем понятно, почему позднее, в советскую эпоху, Эмиль стал  Кротким…    
 
Сергей Куликов:
 
  — Нельзя слишком серьезно относиться к истории. Смехом она нисколько не принижается, скорее, совсем наоборот. Смех — это реакция сильного, уверенного в себе общества. Многие исторические персонажи или события неслучайно попали в анекдоты, живут в них, заставляя нас хотя бы помнить о далеком прошлом. Но сейчас атмосфера явно не способствует произведениям историко-сатирического жанра. Не умеем мы смеяться над собой. А чтобы написать смешное про историю, надо быть очень большим талантом: и в исторической науке, и в юмористическом жанре.
 
Подготовил Андрей Соболевский
 
Иллюстрации из открытых источников