Археология и все-все-все

Один из самых мощных трендов современной науки — междисциплинарность. Пути, методы, способы, технологические решения для исследований активно мигрируют из одного научного направления в другое и помогают добиваться удивительных результатов. Не избежала этого процесса и такая очень, на первый взгляд, гуманитарная дисциплина, как археология: свидетельство этому недавняя Нобелевская премия по физиологии и медицине, которая была присуждена за естественно-научные подходы к изучению древней ДНК. 

«Собственно, и раньше говорили, что археология каменного века вряд ли относится к гуманитарным наукам, потому что в поле наших интересов и геологические слои, и сырье для орудий, и стратиграфия отложений, — говорит директор Института археологии и этнографии СО РАН член-корреспондент РАН Андрей Иннокентьевич Кривошапкин. — Однако если речь идет о финальном объекте познания, то вся археология гуманитарна, ведь мы говорим о человеке и человечестве, его истории, месте в нынешнем мире на основе того, что происходило в прошлом».

Богучанская археологическая экспедиция Богучанская археологическая экспедиция

Любопытно, что в начале 1930-х годов советская археология была на самых передовых позициях, потому что именно тогда ученые от музееведения, получения описаний и типологических сопоставлений красивых предметов перешли к реконструкции жизни людей: социальных отношений и так далее. Соответственно, произошел всплеск теоретической ветви этой науки, в том числе привлечение новых методов. «Затем наступили известные события, и очень многие такие исследователи, в том числе и сибирские, были репрессированы — и на долгое время стало безопасным заниматься просто вещеведением, в которое и превратилась археология, — констатирует Андрей Кривошапкин. — Это можно увидеть, если взглянуть на кандидатские или докторские диссертации, допустим, 1970-х годов. Нет, как научные работы они все замечательные, там есть типологические схемы и прочее… Однако если, допустим, брать каменный век, то получается: такие-то скребки на протяжении времени развиваются до таких-то скребков, появляются резцы такого-то типа и тому подобное. Иными словами, орудия как-то сами по себе живут и бытуют, распространяются на новые территории, но за ними не было видно человека. Сейчас он вернулся, и то разнообразие методов, которое позволяет нам его изучать, в основном не принадлежит гуманитарной науке. Поэтому я бы сформулировал так: археология — гуманитарная наука, использующая методологию естественных направлений, и это очень интересно и захватывающе!»

В качестве одного из примеров Андрей Кривошапкин приводит археозоологию — изучение костных останков животных, но не для того, чтобы узнать, какие виды были представлены, а для получения информации и реконструкции быта древних людей. Допустим, каким образом и какими движениями разделывались туши после охоты, какие части были наиболее востребованы и так далее. Конечно, исследователи, которые этим занимаются, — это биологи, но в конечном итоге именно археологи получают больше данных по характеристике стоянок по их предназначению. «Именно с помощью археозоологов недавно удалось найти стоянку типа kill-site, то есть такую, куда древние охотники принесли первичную добычу, разделали, соорудили быстрый перекус, поели и унесли мясо дальше, туда, где живут постоянно», — комментирует ученый.

В палеозоологической лаборатории ИАЭТ СО РАН В палеозоологической лаборатории ИАЭТ СО РАН

При этом сейчас изменился даже сам подход в применении методов естественных наук в археологии. Если раньше, по словам Андрея Кривошапкина, было иерархическое восприятие взаимоотношений (мы привлекаем их, они дают результат, который мы затем забираем и производим какие-то выводы), то сейчас это содружество, когда те же палеогенетики берут информацию у археологов для уточнения своих подходов. «Больше никакой сервисной функции, — акцентирует директор ИАЭТ СО РАН, — мы вместе ведем исследования и вместе получаем общий итог — комплексно и, что самое важное, на равных используя данные нашей науки, геологии, биологии, химии, физики и других». 

Ученый отмечает: нельзя выделить какие-то самые полезные и нужные для археологов методы иных направлений. Всё-таки развитие науки — не самая предсказуемая вещь, поэтому иногда трудно предугадать, что именно выстрелит. «Если взять палеогенетику, то за ней огромнейший потенциал, еще не выявленный до конца, — считает Андрей Кривошапкин. — Хотя она уже выступила спусковым крючком для интенсификации и ускорения археологических исследований. Мы за очень короткое время получили информацию, которой у нас, во-первых, вообще не было, а во-вторых, новые данные спровоцировали появление новых вопросов: например, о взаимоотношении различных человеческих популяций в Евразии и, в частности, на Алтае. Если бы не палеогенетика, мы бы пришли к ним лет через десять или пятнадцать. Поэтому каждая из этих методик, помимо того, что является самодостаточной дисциплиной, становится и триггером дальнейших исследований».

Капсула с образцом для химического анализа Капсула с образцом для химического анализа

Так, археозоология недавно вызвала изучение еще одного аспекта деятельности древних людей, в частности неандертальцев, — использование неформализованных костяных орудий. Выяснилось: человек в древности (так же как и сейчас) зачастую брал в качестве, допустим, ретушера или отбойника не предназначенный конкретно для этого действия предмет, а то, что есть под рукой. «Это как нет у тебя молотка — ну взял и забил гвоздь обухом топора, — поясняет Андрей Кривошапкин. — И вот люди использовали кость, но зачастую без подготовки, поэтому очень многие такие предметы ушли в отбросы. Лет пять-шесть назад мы об этом не знали, но археозоологи обратили внимание на определенные характерные следы, на их системность и подтолкнули археологов к реконструкции еще одного аспекта повседневной жизни, который раньше просто не замечали. Сейчас мы расширили представление о когнитивных способностях неандертальцев, потому что применение таких дополнительных предметов при изготовлении орудий свидетельствует о гибкости мышления». 

Конечно же, археологи с интересом и нетерпением ждут развития тех или иных естественно-научных и технических методов. Взять хотя бы георадарную съемку, которая способна помочь эффективно и быстро исследовать большие территории и выявлять объекты историко-культурного наследия с минимальными затратами. «Сейчас многие бьются над решением ряда проблем: как устранять помехи, на какую глубину можно работать, как вычленять камень и кость и так далее, — говорит Андрей Кривошапкин. — В принципе уже есть достаточно устойчивые варианты, когда мы видим нарушение грунта, погребения, кострища и прочие объекты, но этого пока недостаточно». По словам ученого, усовершенствованные для задач археологов геофизические методы станут сильным подспорьем, в том числе и для картирования памятников, которые вообще еще не исследованы, — а это для нашей страны в целом и особенно для Сибири и Дальнего Востока проблема номер один.

Промывка грунта из Денисовой пещеры Промывка грунта из Денисовой пещеры

«Даже несмотря на постоянно совершенствующиеся новые методы, наши археологические заделы и запасы практически неисчерпаемы, ведь человек отметился почти на всей территории планеты, даже в Антарктиде, и есть такое понятие, как полярная археология, когда исследуются остатки старых полярных станций, — рассказывает Андрей Кривошапкин. — При этом каждый год прибавляется что-то новое — сейчас рубеж между уже археологией и еще историей составляет сто лет. Хотя тот предметный комплекс, который касается древнейшей истории, — ресурс конечный. Однако не всё следует выкапывать, некоторые объекты (типичные и с хорошо изученными аналогами) стоит оставлять в том виде, в каком они есть, чтобы показать, как это выглядит в невскрытом состоянии». 

В качестве иных нематериальных следов директор ИАЭТ называет виртуальные: именно их, помимо традиционного предметного комплекса, мы оставим потомкам. Уже сейчас можно проводить изыскания, не отходя от компьютера: слишком много информации сконцентрировано в интернете. Если у специалиста есть доступ к архивам, то он способен исследовать генеалогию, в том числе не только отдельного индивидуума, а села или города. «Поднимая такие документы или какие-либо забытые страницы, которых очень много в Сети, человек, по сути, является цифровым археологом, — говорит Андрей Кривошапкин. — Это интересно и перспективно, однако для ученых из далекого грядущего есть опасность снова потерять повседневность, и всё же от раскапывания материальной культуры нам никуда не деться. Такой аспект всё равно останется, поэтому будущее у археологии с лопатой тоже есть».

Екатерина Пустолякова

Фото предоставлены пресс-службой ИАЭТ СО РАН