Человеку свойственно приспосабливать окружающее пространство под свои нужды. Всё начиналось с пещер и конструкций, которые мы бы сейчас назвали шалашами, небольших поселений, где жили представители одного племени. Теперь пространства, где мы проводим свою жизнь, стали более разнообразными: крупные города и маленькие поселки, многоквартирные дома и коттеджи, вместе живут практически незнакомые друг с другом люди или лучшие друзья. Как выстраиваются все эти пространства и какими они могут стать в будущем?
Эксперт: ведущий научный сотрудник Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН кандидат исторических наук Анатолий Сергеевич Бреславский. Специализируется на изучении истории урбанизации и субурбанизации в восточных экономических районах России в 1990—2010-е гг.
Что говорит теория о развитии городов в России?
«В то время как три четверти россиян проживают в городских населенных пунктах, каких-либо серьезных обобщающих работ по исследованию современной урбанизации в масштабе всей страны нет, так как в России пока не сложилась собственная развитая теория для понимания урбанизационного процесса. Вторая проблема — многоукладность России. В одних регионах урбанизация находится в зрелой фазе, где-то она активно продолжается за счет первичной сельско-городской миграции. В целом остается востребованной теория стадиальной урбанизации, которая говорит о том, что сейчас мы переходим на второй этап, когда урбанизация страны как таковая завершается и начинается субурбанизация, связанная с движением населения из центральных городских районов в пригородные», — говорит Анатолий Бреславский. По его словам, пока сложно раскрыть многообразную картину российской урбанизации из-за слабой ее изученности. К примеру, исследования субурбанизации, связанной с выездом горожан в пригородные районы, системно проводятся в 7—10 субъектах из 85 существующих. «У нас пока идет этап накопления эмпирического материала: мы изучаем процессы урбанизации, субурбанизации, дезурбанизации, обновления городских центров и периферии в регионах, — объясняет он. — Ученые опираются на зарубежные теории, однако проблема в том, что не все из них применимы к российским городам».
Кемерово
Классические теории изучения городов чикагской и лос-анджелесской школ урбанистики, западных марксистов и неомарксистов по-разному видели как сам город, так и все происходящие в нем явления: влияние капитала на городские пространства, концентрацию ресурсов, сегрегацию населения и так далее. Однако их объединяло общее представление о том, что сам по себе урбанизационный процесс — это концентрическое расширение пространства от городских ядер к периферии (пригородам), которое происходит под воздействием капитала, как правило частного, по мере усложнения городских функций, увеличения их количества и прироста городского населения. В западных странах этот процесс происходил в основном демократично, хотя и при регулирующем участии государства. В 2010-е годы география исследований англоязычных урбанистов расширилась, в них попали развивающиеся страны Азии, Африки и Ближнего Востока. И ученые увидели, что их опыт, опиравшийся исключительно на исследования в развитых странах, не помогает в понимании урбанизационного процесса в странах глобального Юга. Когда появились первые крупные работы по постсоциалистическим городам Восточной Европы, Закавказья и СССР, ситуация еще более усложнилась. Постсоветские города не стали похожими на западноевропейские или американские. Так наряду с классической англо-саксонской теорией начала формироваться альтернативная городская теория, показавшая, что природа урбанизации в развитых, развивающихся, постсоветских государствах отличается друг от друга, и концепты, теории, которые использовались в Западной Европе, Америке, Канаде и Японии, неприменимы к Южной Америке, Африке и постсоветским странам. К примеру, пригороды крупных городов могут возникать не только по желанию и под контролем государства, они часто появляются в результате стихийной сельско-городской миграции, вынужденного переселения граждан вследствие войн, стихийных бедствий, голода и так далее.
Дело в том, что рост западных городов в большей степени был связан с концентрацией в них тех или иных функций под воздействием рыночных процессов, движения частного капитала, власть которого ограничивалась демократическими процедурами. Форсированное развитие советских городов, в том числе в России, напрямую было подчинено административно-плановой экономике, которая далеко не всегда учитывала интересы регионов и самого городского населения. В Советском Союзе то, что происходило с городами, прямо подчинялось логике индустриализации: города формировались вслед за организацией заводов и фабрик и строились, исходя из удобства и выгоды для них, например, если поселить рабочего рядом с предприятием, не нужно создавать для него служебный транспорт. Социальное обеспечение (школы, больницы), экологические вопросы были вторичными. К тому же в тот период государство старалось подчинить себе большинство сфер общественной жизни, поэтому строилось много коллективных пространств, например общие столовые при предприятиях. Материальная выгода в этом присутствует: для предприятия дешевле общее питание, а не индивидуальное.
«Можно сказать, что последние несколько десятков лет российские города использовали западные как образец для подражания, но изначально они были сделаны по-другому, исходя из нужд форсированной советской индустриализации, — резюмирует Анатолий Бреславский, — поэтому применять для их осмысления и оценки западные теории можно только с ограничениями, учитывая сильнейшую инерцию советского наследия в виде слабой городской власти, жилищных проблем, недостаточного развития социально-бытовой, транспортной инфраструктуры, инфраструктуры досуга и отдыха».
Город для промышленности
В основном все жилые и общественные зоны выстраивались вокруг предприятий в тесной связи с ними. Для экономии времени и ресурсов предпочтение отдавалось многоэтажным домам вблизи крупных промышленных зон. При этом центральные части городов или территории между промышленными зонами развивались до конца 1980-х годов очень слабо. «Например, когда в поселках какого-либо города строили комбинат по добыче угля и завод по выплавке стали, то социально-бытовое обеспечение этих территорий города относилось к центральным министерствам: угольной промышленности и черной металлургии. Развитием этих частей города тогда фактически занималась не городская или региональная власть, а министерства, которые курировали эти предприятия. У властей — городских советов — во многих городах, особенно тех, что не приобрели общесоюзного значения, в советские годы не было каких-то существенных собственных средств, поэтому сами города и их центры за пределами промышленных зон слабо развивались или не развивались вовсе. Это особенно касалось малых и средних городов», — рассказывает А. Бреславский.
Екатеринбург
В российских городах, построенных в советский период, было очень мало общественной и жилой застройки, которая бы создавалась из интересов самих городов без привязки к промышленным зонам. Исключение составляли самые крупные города всероссийского или всесоюзного значения, и в них концентрировались наиболее крупные производства, имеющие возможность обеспечить общегородское развитие.
Многие населенные пункты в советские годы получили сумбурную застройку. Централизованная планово-директивная экономика приводила к тому, что в разных точках города могли располагаться, например, угольная и текстильная промышленность, но транспортное сообщение между ними могло быть не налажено. В последние советские десятилетия во многих городах инфраструктурное обновление получали зоны промышленных окраин, в меньшей степени центральные части, в последнюю очередь — территории между промышленными поселками.
Малоэтажное и частное строительство было следствием того, что жилья в растущих городах и поселках не хватало. «Сначала строили предприятия, а потом уже думали, как селить людей», — рассказывает Анатолий Бреславский. Частный неблагоустроенный сектор, появившийся стихийно, стал ответом на возрастающий жилищный кризис в советских городах. Люди из других регионов приезжали, чтобы строить заводы, работать на них и местных уже имеющихся предприятиях. «Поэтому власти допускали индивидуальную застройку. За советский период Улан-Удэ вырос с населения в 20 000 человек до 360 000, то есть в 18 раз. Все промышленные зоны обросли частными застройками, сейчас это более половины застроенной площади города, которая постепенно обеспечивается городской инфраструктурой», — комментирует Анатолий Бреславский.
Город для власти
В 1990-е годы промышленность переживала упадок, многие поселки и города остались без поддержки соответствующих министерств и ведомств. При этом у местной власти также не было ресурсов для развития и обустройства городов. В результате этого большая их часть пережила инфраструктурный кризис и, как следствие, отток населения в более успешные и крупные города с более развитой социальной инфраструктурой и масштабным рынком труда.
В 2000—2010-е годы на смену ведомственному характеру управления городами пришли институты местных городских администраций и мэров. У них были налоги, региональные и федеральные субсидии, на которые они могли что-то построить. Но, как и несколько десятилетий назад, сегодня эти решения опираются на дихотомию центра и периферии.
«Если в советский период некоторые промышленные зоны выглядели более развито, чем центральные, то в постсоветский первостепенное значение получили именно центры городов, которые стали их визитными карточками, а уже потом начали развиваться городские окраины и периферийные районы», — уточняет Анатолий Бреславский.
До 2010-х годов решения по благоустройству в основном принимались администрациями, однако затем местная власть начала выстраивать коммуникацию с жителями микрорайонов. «Сейчас эта практика продолжает развиваться, однако чаще это происходит в рамках предвыборных кампаний или других ситуаций, в которых необходимо одобрение населения», — говорит Анатолий Бреславский. Это может реализовываться как «народный бюджет», формат открытой встречи, голосование в интернете на ресурсах мэрии или соответствующих департаментов, общественные слушания и другие механизмы получения властью обратной связи от жителей городов.
Город для людей
Крупные города во все времена имели преимущество в ресурсах и шансах на развитие. Даже в советский период предприятия по возможности располагались центральными министерствами там, где уже кто-то живет, так у поселков был шанс вырасти в города, а крупные города становились еще крупнее, даже если это еще более усложняло внутригородские проблемы. Декларируемые ограничения в росте крупных городов, как правило, не соблюдались. Такая логика сохранилась и сейчас. По словам Анатолия Бреславского, в ближайшие десятилетия этот процесс продолжится, а население страны всё больше будет концентрироваться в больших населенных пунктах и городских агломерациях.
«Когда мы говорим о современном городском развитии в Сибири, необходимо помнить, что речь идет не только о городах-миллионниках: Новосибирске, Омске, Красноярске, динамичной растущей Тюмени. В них проживает сегодня чуть более 4,5 миллионов человек из 16,5 миллионов городского населения Западной и Восточной Сибири. Важно обращать внимание и на остальные 153 города и 206 поселков городского типа, от Тюменской области до Забайкальского края. В последние три десятилетия мы наблюдаем здесь существенную трансформацию всей сети городских поселений. В сложном положении оказались десятки рабочих поселков, возникшие во второй половине XX века при добывающих производствах, которые в 1990-е утратили рентабельность и были закрыты. С трудом находят новые источники для развития деиндустриализованные монопрофильные малые, средние и большие города. В более выигрышной ситуации остаются многофункциональные центры регионов, стягивающие население со своей округи за счет большей ресурсообеспеченности».
Улан-Удэ
Российские населенные пункты сейчас «пересобираются» исходя из того, что жители хотят жить в комфортной среде. «“Города для людей” — под этим лозунгом проводятся выборы, реализуются программы реновации, обновления городских центров и окраин, — уточняет А. Бреславский. — Мобильность в России низкая, но всё же люди имеют возможность переехать туда, где жизнь им кажется более приятной и интересной, поэтому города вынуждены конкурировать между собой за сохранение своих жителей и привлекать новых». Среди критериев развитая и постоянно улучшающаяся инфраструктура, экологичность, доступность городской среды. Существуют примеры успешных городов, которые, изменяясь, становятся новыми центрами притяжения для людей. Помимо Москвы и Санкт-Петербурга, к этой категории, по мнению Анатолия Бреславского, можно отнести Казань и Екатеринбург. В них активно развиваются дорожная сеть, сферы образования, здравоохранения, а также общественные места, которые формируют первое впечатление о городе и создают необходимый комфорт.
Для обновления власть, как правило, привлекает специалистов. «В городских сообществах есть определенные запросы, но для их реализации необходимы специфичные компетенции, которые есть только у профессионалов. Конечно, ресурсы для привлечения специалистов есть не у всех территорий, поэтому они могут рассчитывать только на базовое благоустройство и инфраструктуру, хотя положительные сдвиги есть», — говорит Анатолий Бреславский. В качестве примера он приводит Красноярск, где в преддверии универсиады 2019 года создали ряд объектов инфраструктуры, в целом благоустроили центральные микрорайоны. «Эти процессы проходят медленнее, чем в более экономически развитых субъектах, и концентрируются преимущественно в региональных центрах», — обращает внимание исследователь.
Основной принцип урбанизации XXI века специалистами обозначен как компактность и централизм. Однако в России принято развиваться вширь, поэтому города занимают большую площадь, что усложняет их инфраструктурное развитие и связь внутри разных городских сообществ. Также у многих городов рядом есть малые населенные пункты. Для них выгодно находиться в зоне городской агломерации, потому что жители могут использовать городскую инфраструктуру и рынок труда, но в то же время это вызывает отток ресурсов из самого города.
«Считается не самым рациональным решением вкладываться в развитие пригородов, если внутри самих городов решены не все проблемы, ведь тогда запускается процесс субурбанизации, то есть стягивания жителей из центров в окраины, вследствие чего нарушается принцип компактности, — говорит Анатолий Бреславский. — Когда строятся малые города с высокой плотностью населения и разумной высотностью домов, появляется возможность внутреннего взаимодействия населения внутри них, жизнь в них становится более динамичной, а ограниченные ресурсы используются более эффективно. К примеру, проще благоустроить столицу Чукотки — маленький город Анадырь на северо-востоке страны, где население проживает в нескольких десятках многоэтажек, нежели Горно-Алтайск, который в четыре раза больше, но состоит в основном из малоэтажных домов и частного сектора».
Искусственное создание городов и районов
Вопрос создания городов с нуля в урбанистке вызывает много скепсиса у тех, кто изучает демографию и миграцию в стране. Сейчас городам сложно удержать людей, поэтому создать новые возможно лишь вблизи крупных городских агломераций. «Однако нужно думать над тем, что ляжет в их основу и будет развиваться в ближайшие десятилетия: новое промышленное предприятие или учреждения сервиса, торговли, транспорта. Необходимо продумать инфраструктуру. Также следует понимать, нужен ли этот город региону. Разумеется, такой вопрос касается активного участия государства, — уточняет Анатолий Бреславский. — Город Циолковский, связанный с появлением космодрома “Восточный” и возникший на территории Амурской области, считается одним из наиболее развитых малых городов на Дальнем Востоке. Но естественным способом подобные образования не могут возникнуть, даже крупные городские агломерации в Сибири и на Дальнем Востоке сейчас теряют население. Говорить о создании нового крупного города, например рядом с Владивостоком, сложно, так как с точки зрения демографии для этого нет внутренних предпосылок. Государство может создавать города, но будут ли они устойчивыми — это большой вопрос».
Переселение жителей из аварийного жилья, находящегося в центре, в новые микрорайоны — характерная история для многих городов России. Когда создают такие проекты, редко учитывают, что люди теряют связь с более развитой социально-экономической инфраструктурой городов, уезжают от поликлиник, школ, обилия общественного транспорта, кофеен и ресторанов туда, где всё это менее развито. «В России это явление устроено не так, как в городах Западной Европы: у нас в стране жилье массово приватизировалось, то есть люди владеют своими домами на правах собственника. В западных странах значительная часть жилого фонда принадлежит крупным корпорациям, которые могут повышать арендную плату и таким образом способствовать переселению людей на окраины. Затем эти дома могут благоустраиваться и заселяться более состоятельными жильцами. Этот процесс называют джентрификацией», — поясняет Анатолий Бреславский. В России, по его словам, всё происходит иначе: когда людей из центральных районов с развитой инфраструктурой переселяют в окраинные, где всех этих благ нет, предоставляется выбор — мириться с этим или продолжать жить в своем аварийном жилье. Поэтому есть прецеденты, когда старые дома остаются внутри новых кварталов многоэтажных строений.
Республика Бурятия
Пандемия, дачи и субурбанизация
«Дачи — уникальный советский феномен и основание для массовой субурбанизации, то есть переезда горожан из центральных микрорайонов в пригородные, в современной России, — объясняет А. Бреславский. — Дачи массово строились с 1960-х годов и стали значимой частью российского города. Со временем их функция изменилась. Сначала они были домами для летнего отдыха, пространством для огородничества, в 1990-е — основным источником продуктов, а с 2000-х годов горожане стали обустраивать дачи под дома круглогодичного проживания. В период пандемии на них обратили особое внимание, поскольку многие постарались перебраться подальше от густонаселенного города. Когда карантин закончился, люди вернулись обратно, так как у городов на сегодня всё же есть важное преимущество — более развитая инфраструктура, которой не могут похвастаться периферийные территории», — считает Анатолий Бреславский.
В советский период возникла ситуация острого жилищного кризиса, когда люди вынуждены были жить по две-три семьи в одной квартире, поэтому пригороды в 1990—2010-е годы оказались привлекательными для застройки. Многие жители захотели перебраться на периферию окончательно, они уже не были привязаны к месту работы, промышленным предприятиям, социальным учреждениям, общественному транспорту, потому что появилась возможность приобрести собственный автомобиль. Когда частная застройка приобрела популярность, городские центральные районы уже стали уплотняться за счет внутренней миграции, возник спрос на квартиры в городе. Коренные горожане получили возможность продать или сдавать в аренду свою недвижимость в центре, а сами могли построить себе жилье в пригороде.
«Особенно популярно это было в Америке, ставшей в XX веке страной пригородов, в которой такой переезд стал символом жизненного успеха. Спустя десятилетия американцы успели изменить свое отношение, осознав все связанные с этим издержки: потерю времени на поездки, зависимость от автомобиля, удаленность от городской инфраструктуры и прочее. По этим причинам начался обратный процесс выезда наиболее обеспеченных людей из пригородов в города. К этому моменту в городах начала активно развиваться культурная индустрия, улучшилась экология, вырос уровень комфорта. В Америке эти процессы уже завершились, а в России субурбанизация только зарождается. Мы предполагаем, что россияне тоже будут возвращаться в города по мере того, как сами эти города будут становиться более привлекательными для жизни», — отмечает Анатолий Бреславский.
По его словам, начиная с 2000-х годов в стране усилился процесс субурбанизации: кто-то поменял квартиру на загородный дом с лучшей экологией, кто-то живет в малых городах, связанных с агломерациями. Коттеджная субурбанизация наряду с дачной — это два наиболее распространенных направления в России. Горожане, имеющие собственность в городе, выезжают за его пределы в поисках более благоприятных условий для жизни. «В советские годы строительство в городах и пригородах жестко регулировалась, но, когда появился частный капитал, сформировался рынок земли и строительных материалов, появилась ипотека и возможность взять кредит, миллионы горожан ринулись осваивать периферийные территории. Этот феномен восточные и европейские исследователи назвали постсоциалистической пригородной революцией», — говорит А. Бреславский.
Урбанизация, субурбанизация или..?
По словам Анатолия Бреславского, за последние 30 лет доля городского населения в стране не изменилась, она так же составляет 75 % от общего количества. «Казалось бы, столица чрезмерно быстро расширяется, после последней переписи населения появилось три новых городских агломерации, и сельчане толпами едут в города. Однако, по статистике, за последние три десятилетия просто произошло перераспределение людей между населенными пунктами и стягивание жителей из поселков, малых и средних городов в крупные городские агломерации», — говорит Анатолий Бреславский. Ученые считают, что население всё так же будет концентрироваться в крупных городах, а количество жителей в поселках городского типа, малых и средних городах, которые находятся вне зоны городской агломерации, будет становиться всё меньше.
Современный урбанизационный процесс можно охарактеризовать как разнонаправленный: происходит деградация и кризис отдельных городских поселений и городов, в то же время продолжается урбанизация многих населенных пунктов за счет переселения из сельской местности. Одновременно с этим начинается субурбанизация: города продолжают расширяться за счет пригородных территорий. Отдельные населенные пункты с промышленным прошлым продолжают терять население, происходит дезурбанизация. «Эти процессы фиксируются учеными в России синхронно, хоть происходят они в разных регионах по-разному и с разным масштабом и имеют различные последствия. Именно в разноплановости российской урбанизации состоит ее главная особенность», — резюмирует Анатолий Бреславский
Валерия Иващенко, студентка отделения журналистики ГИ НГУ
Фото Юлии Поздняковой, Екатерины Пустоляковой (2)
