Название круглого стола «Новая экономическая реальность. Время менять стратегию», проходившего в рамках Второго конгресса выпускников НГУ, настраивало на что-то футурологическое: когнитивные технологии, сетевые структуры, седьмой уклад…Но разговор шёл о сегодняшнем дне с его реалиями в виде антироссийских и российских санкций. И о том, что из них вытекает.
Широкими мазками описала макроэкономические последствия санкций доцент кафедры менеджмента экономфака НГУ Ольга Владимировна Валиева. Рубль опустился в сравнении с долларом уже на 15%, чистый отток капитала из России за полгода составил 74,5 миллиарда долларов, прогноз к концу года — более 100. «Это падение себя ещё не исчерпало, — предполагает Валиева, — впереди снижение цен на нефть и газ, общего уровня потребления, возможен рост неравенства, агрессии и протестных настроений». При этом, по ее словам, «…каждые полдня меняется информация, и прогнозированием заниматься крайне трудно». «Новостью дня, разорвавшей эфир» она назвала так называемый «План Б» от Минэкономразвития РФ: «На самом деле это очень хорошее известие, так как в министерстве стали прорабатывать стрессовые сценарии, не содержащие никаких иллюзий».
Мотив «нет худа без добра» звучал во многих выступлениях. Банк известного бизнесмена, выпускника НГУ Игоря Владимировича Кима, тоже попал под санкции: не американские, канадские, но лучше от этого не стало: «Ключи от глобальной банковской системы лежат в англосаксонском мире». Пришлось быстро маневрировать, искать партнеров в странах Восточной Европы, где, «…несмотря на общий дискомфортный фон, местные власти и бизнесы пытаются действовать с позиций здравого смысла». Банкиры на ходу стали строить рисковые прогнозы: «Любой стресс усиливает стратегическое мышление», — считает Игорь Ким.
Модератор встречи, кандидат юридических наук Антон Борисович Дидикин обратил внимание на «эффект домино»: санкции первичное влияние оказывают на банки, вторичное — на всю финансовую сферу, а посредством неё и на всю экономику. Но банковскому бизнесу досталось не только от западных санкций, но и от участников круглого стола. Именно в этой сфере «…государственная монополия фантастическая, не сравнимая ни с какими нефтью и газом!» — говорил Игорь Ким. «Банковская система у нас не является проводником средств в производство, в малый и средний бизнес»,—считает бизнесмен Александр Анатольевич Кычаков. Создание агентства кредитных гарантий и ожидающееся в октябре открытие фонда кредитования промышленности (со ставкой около 8% годовых) он назвал аварийными мерами: «Государство не может доверить банковской системе обеспечить импортозамещение». Другой выпускник НГУ, Сергей Владимирович Бухаров, предложил запретить банкам операции с валютой. Он привел пример, когда, обратившись в кредитное учреждение, услышал от знакомого менеджера откровенность: «Тебе мы дадим под 19 процентов, а на валюте зарабатываем 70». Участники обсуждения сошлись на мнении: прибыль банков от кредитной деятельности, независимо от их принадлежности, должна жёстко контролироваться государством. Ибо, в конце концов, чем ниже процентная ставка, тем выше рост ВВП…
Трудно было обойти вниманием необходимость смены не только внутриэкономических ориентиров, но и внешних партнёров. Да, «поворот на Восток», но…Это вопрос времени и усердия, прежде всего, с российской стороны. «Нам пора учить наизусть новые фамилии — бразильского, сингапурского, тайваньского премьеров… Но с азиатским бизнесом отношения строятся долго», — предупредил Александр Кычаков. С ним согласен и Игорь Ким: «Да, любые действия, ведущие к мобилизационной, закрытой экономике, ошибочны и повлекут фиаско. Но и переориентация на Азию — это плавный процесс, предусматривающий и сохранение связей с Европой».
Пусть и не в конце обсуждения, но вполне резюмирующим слушалось выступление доктора экономических наук Владимира Ильича Клисторина, ведущего научного сотрудника Института экономики и организации промышленного производства СО РАН. Он начал с мнимости причинно-следственной связи санкций 2014 года и испытываемых Россией проблем: «Экономика тормозит давно и сама по себе». Но бурный обмен запретительными мерами породил иное последствие — «колоссальный рост неопределённостей». Особенно когда нет ни малейшего представления, когда санкции начнут сворачиваться. Попутно учёный усомнился в результативности «пожарного» стратегического планирования: «в чрезвычайных условиях слова о стратегиях звучат парадоксально».
Владимир Клисторин считает, что с обсуждения внешних манёвров и рисков следует переключаться на потребность в мало от них зависящей коррекции внутренней экономической политики России. «Риски, связанные с изменением поведения контрагентов, были и будут всегда. Хуже, когда неопределенность вносит собственное правительство». При этом учёный порадовался тому, что на последний пакет западных санкций Россия не стала отвечать. Безусловно, нужно усилить контроль над процентами за различные виды банковских кредитов. Но когда за круглым столом заговорили о широко пропагандируемой ставке «инфляция плюс 1%», экономист отозвался: «А кто сказал, будто инфляция дана нам от бога и ей нельзя управлять?»
Ставки кредитования регулируют не только экономическое развитие, но и экономическое поведение. Высокие проценты (и прибыли вообще) рождают рентоориентированное мышление — получать гарантированный доход, «сидеть на кнопке», использовать преимущества положения, но не деятельности. А конкуренция, подчеркнул Владимир Клисторин, «повышает не только качество продуктов, но и качество конкурирующих субъектов». Никто не спорил с его словами о том, что «…в России исторически сложилась идеология «свободной поляны», которая невероятно вредит бизнесу». Правда, и эффективных методов «принуждения к конкуренции» участники круглого стола не предлагали, понимая, видимо, что желание игрока рынка «зачистить поляну» уходит в дебри традиционного менталитета, еще невесть когда породившего завидный образ Емели на печи.
Обсуждение показало, что между «этажами» экономики, от городского до глобального, нет принципиальных различий, и разговор о международных и национальных проблемах местной практикой лишь иллюстрируется, не приписывая ей каких-то особых специфик. Известный (если судить по Википедии) бизнесмен Андрей Александрович Бекарев говорил о том, в чём хорошо разбирается: о кластерах, под которые сначала «подгонялось всё, что шевелится» с целью привлечения внешних инвестиций в регион, но затем стали появляться вполне жизнеспособные структуры. Особо остановился Бекарев на фармакологических, поскольку именно в этой отрасли импортозависимость России крайне высока и в прямом смысле жизненно опасна. По свойственной нашим предпринимателям привычке он попенял академической науке за то, что она якобы зациклена на грантополучательство и отчётописательство, а не на доводку разработок до пациента: «Я не знаю ни одного лекарства, которое дошло до потребителя».
Автору этих строк пришлось замолвить слово и за академическую биомедицину, и за «Науку в Сибири», публикующую материалы о её результатах, включая и доведённые до аптек препараты. Например, про «Визомитин» и «Перхлозон». Эстафету академической саморекламы (в лучшем смысле слова) подхватил доктор физико-математических наук Валерий Павлович Мальцев из Института химической кинетики и горения им. В. В. Воеводского СО РАН — рассказал о созданном в его лаборатории сканирующем проточном цитометре BioUniScan и программном обеспечении, делающем его из лабораторного образца рабочим медицинским прибором. Он мог бы служить образцом успешного импортозамещения… если бы кто-то наладил серийный выпуск. Пока же единственное практическое достижение таково: «Роддом в Академгородке — единственный в мире, где по анализам могут прогнозировать преждевременные роды».
Хоть тут мы уникальны.
Андрей Соболевский
Фото автора
