Мир не так материален, как кажется — он намного материальнее. Эта мысль приходит в голову, когда возникает необходимость трезво оценить возможности отечественной экономики ответить на вызовы времени. Инновации, когнитивные и нанотехнологии? Да, но в основе всего и вся по-прежнему лежит промышленность как таковая. Так считает директор Института экономики и организации промышленного производства СО РАН академик Валерий Владимирович Кулешов.
— До последнего времени индустриальная и постиндустриальная экономики рассматривались как два последовательных этапа. Второй из них по определению считался более прогрессивным, открывающим возможности для скачкообразного развития новых технологий… Но сегодня становится понятно, что это не антагонисты и не отрицающие друг друга сущности, а, скорее, базис и надстройка. Без сырья, энергии и оборудования невозможно самое ультрасовременное производство. Это понимание приходит и к руководству страны. «За предстоящие полтора-два года необходимо сделать настоящий рывок в повышении конкурентоспособности реального сектора, — высказался осенью прошлого года Владимир Путин. — Сделать то, на что раньше потребовались бы, может быть, целые годы». Глава государства назвал одним из важнейших конкурентных преимуществ России её ёмкий внутренний рынок, который может быть заполнен качественными товарами собственного производства.
Это не призыв к автаркии, к самоизоляции. Это реалистический взгляд на потенциальные возможности отечественной экономики, основанный на исторической ретроспективе. Промышленные предприятия СССР (прежде всего, крупные) справлялись со своими задачами на протяжении десятилетий. Можно говорить о советских индустриальных брэндах — таких, как старейший в стране петербургский «Русский дизель», основанный еще в 1862 году Людвигом Нобелем, или автомобильный завод АМО (более известный как ЗИЛ), запущенный в 1916-м. Это не единичные примеры: вспомним и образцовый в своё время московский металлургический завод «Серп и Молот», и старшейшее электромоторостроительное предприятие «Динамо», и лидеров сибирской индустрии — Красноярский завод комбайнов (марка «Енисей»), томский подшипниковый, новосибирские «Сибсельмаш» и оловокомбинат…
Подавляющее большинство этих, вполне успешных, предприятий постигла начавшаяся в 1990-х годах повальная деиндустриализация. Если сформулировать наиболее точно, то это процесс социальных и экономических изменений, вызванных снижением или полным прекращением индустриальных активностей в регионе или стране, особенно в тяжелой промышленности. Некоторые из советских гигантов полностью прекратили существование — обанкротились, развалились, остановили производство. Эта судьба постигла АЗЛК («Москвич»), томский ГПЗ, «Серп и Молот», даже легендарный «Русский дизель». Другие предприятия «схлопнулись»: резко сократили профильные производства и персонал, основные площади сдают в аренду. Здесь характерно состояние АМО-ЗИЛ, который выпускает ограниченное количество грузовиков, но к концу 2014 года его основными предметами деятельности стали поставки энергоносителей и арендные услуги.
Деиндустриализация не обошла и предприятия, выпускавшие (в основном или полностью) оборонную продукцию. Буквально «растворился» бийский химзавод, поставлявший взрывчатые вещества и ракетные топлива. Аналогичную номенклатуру давало стране кемеровское производственное объединение «Прогресс». Там введена процедура внешнего наблюдения, а потребителям поставляется только три вида продукции: гражданская взрывчатка, флотореагенты и микроцеллюлоза. На их производстве занято 280 человек, тогда как в советское время в объединении работало около 12 тысяч. К тому же банкротство «Прогресса» заставляет решать проблему — что делать с 800 гектарами его территории?
Идеологи деиндустриализации одним из её обоснований называли низкую конкурентоспособность продукции. Отчасти это можно было отнести к товарам ширпотреба, но промышленные (на станки, машины, оборудование, энергоагрегаты и т.п) и оборонные заказы поступали со всего мира — в том числе из стран, не бывших в политической зависимости от СССР. К примеру, советские вооружения покупали Финляндия, Индия, Индонезия, Иран, Ирак, Малайзия, Перу… Деиндустриализация нанесла тяжелейший удар и по отечественной экономике в целом, и, прежде всего — по её группе «А», производству средств производства. На частично упомянутых мной 10 крупнейших предприятиях было занято в совокупности не менее 220-240 тысяч человек. Большинство из них являлись квалифицированными специалистами на высокопроизводительных рабочих местах. И счёт таким полностью утерянным крупным заводам в России идёт на сотни.
Но главная трагедия состоит не в остановке отдельных предприятий, пусть даже гигантов, а в разрушении народно-хозяйственного комплекса как некоего исторически сложившегося целого, «заточенного» на процесс воспроизводства и насыщения внутреннего рынка. Страна буквально опутана импортом. Это иллюстрирует совмещенный график собственного выпуска и ввоза металлорежущих станков. Две его линии, пересекающиеся где-то в 1996-1996 годах, образуют «технологический крест». Скачок в росте импорта станков совпал с началом периода восстановительного роста в экономике РФ и был обусловлен десятилетней стагнацией станочного парка. Но из-за рубежа ввозилось большое количество оборудования, бывшего в употреблении, поэтому говорить о решении проблемы за счёт импорта не приходится.
Правда, я не соглашусь с иногда звучащим тезисом о «полном разрушении» или «отсутствии» российской индустрии. Сохранилось ядро обрабатывающей промышленности: не менее 6-7 десятков предприятий с численностью занятых от 4 000 человек. Большинство из них расположено в Европейской части России, тяготея к Москве, Московской области и Поволжью. Вторая особенность этого ядра состоит в заметном преобладании производителей оборонной продукции. Наконец, практически все обозначенные здесь производства — либо предприятия с большой историей, либо созданные в 60-е и 70-е годы прошлого века. Тем не менее, это «ядро» может послужить вполне эффективным элементом или даже основой для восстановления отечественной промышленности до исторически необходимых объёмов.
Но важен вопрос не только (и не столько) о массе и качестве российской индустриальной продукции завтрашнего дня, но и о производительности труда. Россия и сегодня входит в число крупнейших промышленных держав мира, но по удельным показателям добавленной стоимости в обрабатывающей промышленности относится к группе «недоиндустриализованных стран». В наше время оценка количества высокопроизводительных рабочих мест (ВПРМ) основана на отношении добавленной стоимости к числу работников и соотношении этого показателя со средним по отрасли. При таком подходе Россия соседствует с Китаем (ближе всего), Индией, Польшей и Турцией, тогда как мировыми лидерами являются США, Южная Корея, Норвегия, Швеция, Германия… Но и нашей стране, в принципе, путь в этот клуб не закрыт. Путь реиндустриализации: создания и восстановления (иногда с нуля) современной наукоёмкой обрабатывающей промышленности, расширительно — тяжёлой промышленности, включая станкостроение.
Неизбежно встаёт «вопрос цены вопроса». Падать легко (как в 1990-х), а подниматься и трудно, и медленно, и дорого. Приведу такое сравнение. Российский центр имени Хруничева, производящий тяжелую ракету «Протон», включает в себя без малого 50 тысяч сотрудников. Это одна из причин, по которой космические старты обходятся дороже, чем у западных конкурентов (не говоря уже о надёжности этой ракеты-ветерана). Новое руководство предприятия оценивает его положение как критическое, однако, обещает при этом через 6 лет вывести его в мировые лидеры, для чего запрашивает около 100 миллиардов рублей. А в основанной в 2002 году американской частной компании SpaseX (производящей орбитальный грузовик Dragon) работает 3 800 человек.
Это сравнение не означает, что локомотивами реиндустриализации в 100% случаев должны стать основанные с чистого листа компании. Коль скоро в России всё же уцелело несколько десятков мощных промышленных предприятий, то многие из них могут стать системообразующими. Они генерируют аутсорсинг, вокруг них формируется средний и малый бизнес, диверсифицирующий продуктовую линейку. Неизбежно должны быть восстановлены учреждения профессионального образования, наладиться сервисные услуги — не только производственные, но и адресованные персоналу.
Предприятия обрабатывающей промышленности — безусловный лидер (среди других отраслей) по потреблению результатов НИОКР и, как следствие, генератор их развития. На Западе около двух третей затрат на разработки и исследования приходятся на промышленное производство. Поэтому естественным продолжением индустриального строительства, а также эффективным полем произрастания малого и среднего бизнеса видятся индустриально-парковые зоны. Особые надежды возлагаются на них в моногородах. Государственная политика в этом направлении уже формируется. Субъектам Федерации будут компенсировать затраты на создание инфраструктуры индустриальных парков за счет отчислений от федерального налога на прибыль предприятий и таможенных пошлин в течение трех лет. Предусматривается также государственная поддержка управляющих компаний промышленно-парковых зон. Им могут предоставить субсидии в размере 9/10 ставки рефинансирования Центробанка России. К 2020 году Минпромторг ожидает увидеть уже 127 реализованных проектов с ежегодным объемом инвестиций 100 млрд. рублей. Сумма не вдохновляет — вспомним запрос на модернизацию одного только хруничевского центра (см. выше).
Отдельного обсуждения требует вопрос о так называемых научно-инновационных поселениях. Формально их в стране два типа: академгородки и наукограды. Первые возникали в 1950-1960-х годах, вторые — ближе к концу прошлого века, и специфичная законодательная база создана и утверждена только для последних: проект федерального Закона об академгородках был заторможен. Академгородки объединяют НИИ разных отраслей наук. Наукограды, как правило, «привязаны» к исследовательским учреждениям моноотраслевого характера. Общее между ними — градообразующий научно-производственный комплекс. Путь формирования таких поселений в течение нескольких десятилетий можно назвать естественным: строительство научно-внедренческого центра под Москвой или Новосибирском было обусловлено как тенденциями развития определенного направления науки, так и государственным запросом. Для создания новых компактных научно-инновационных территорий требуется такая же логика и концептуальность.
Как и на позапрошлом этапе развития отечественной промышленности, катализатором реиндустриализации выступает оборонно-промышленный комплекс. ОПК рассматривается в качестве «лифта» для подъема гражданского машиностроения и станкостроения, генератора технологий двойного назначения. В 2015 г. расходы на национальную оборону в РФ планируются на уровне 3,3 триллионов рублей (около 50 млрд. долларов). Это составит 4,2 процента ВВП (против 4,4% в США). Приведенная ниже диаграмма демонстрирует устойчивый рост российских затрат на модернизацию и закупку новой техники. Такая тенденция требует, соответственно, опережающих инвестиций в НИОКР оборонного и двойного характера.
В целом же можно выстроить своего рода «линейку реиндустриализации», на которой располагаются её основные субъекты и их задачи. Обрабатывающая промышленность в целом должна обеспечить выпуск конкурентоспособной продукции; территориальные кластеры — её дифференциацию, в том числе локализацию с целью импортозамещения. Особая роль, как уже сказано, у ОПК: системообразующие функции на федеральном уровне в рамках осуществления программы вооружений и стимулирование выпуска продукции двойного назначения. «Инновационные поселения» (академгородки, наукограды и т.п.) следует развивать в федеральные центры для генерации и реализации мегапроектов по приоритетным направлениям науки и техники. Задача индустриально-технологических парков — регионализация инновационной резидентуры, импортозамещение продуктов High-Tech, а самих резидентов — прежде всего, оказание высокотехнологичных услуг.
Хотелось бы закончить рассуждения на оптимистичной ноте, но… Мешают два «но». Первое: реиндустриализация не начнётся благодаря частому повторению этого слова даже с самых высоких трибун. Обязательно должен быть восстановлен институт государственного планирования. Это особенно важно сейчас, при огромном дефиците инвестресурсов. Второе «но»: для достижения «Госпланом 21-го века» своих целей в стране необходим пересмотр приоритетов господдержки и, в целом, государственной экономической политики. Как и во время кризиса 2008-2009 годов, правительство сегодня помогает прежде всего банкам, выборочным компаниям и отдельным регионам. Поддержка предприятий реального сектора экономики осуществляется по остаточному принципу. Это не может не влиять на структуру федеральной и региональной экономик. В ВРП Новосибирской области с 2004 по 2012 годы существенно снизилась доля промышленного производства (стала около 20%), а две трети теперь занимают операции с недвижимостью и торговля (опт+розница). В структуре же всего российского ВВП общий удельный вес коммерции и посреднической деятельности всех видов намного выше, чем, например, у США, Норвегии, Индии, Китая…
Поэтому на всех уровнях власти, включая самые высокие, должно формироваться понимание того, что ни словесными мантрами, ни многочисленными совещаниями процесс реиндустриализации не запустить. Для этого необходима смена приоритетов и смелые организационно-экономические решения.
Подготовил: Андрей Соболевский
Фото: 1 — Юлии Поздняковой 2,3 — Андрея Соболевского
