Третья сессия постоянно действующей Конференции научных работников России напомнила представителям федеральной власти о важности открытого обсуждения управленческих решений до их принятия.
Déjà vu и не Déjà vu
Съезд наиболее активных и неравнодушных учёных страны, проходивший в Большом зале здания РАН на Ленинском проспекте, внешне напоминал первую и вторую сессии. Те же лозунги: «За одного учёного трех неучёных дают», «Россия без науки — это труба» и нетленное «No PasaРАН!». Волонтёры в тех же жёлтых маечках и значки «SOS — сохраним науку вместе» (очевидно, продукция осталась с прежних мероприятий).
Некоторые выступления были, как и раньше, явно протестными, начиная с зачитанного послания мецената Дмитрия Борисовича Зимина: «Я или мои наследники восстановят или даже расширят деятельность фонда «Династия», как только жизнь в нашей стране станет более цивилизованной». С трибуны звучали и некрологические ноты («Смерть российской науки подкралась к нам незаметно и уже дышит нам в затылок»), и очередные «Ливанова в отставку!». В кулуарах слышал фразу: «Если они будут вести себя так же, как сегодня, то разделят судьбу Муамара Каддафи и Милошевича». Пусть некоторые ораторы и сгущали краски, трудно спорить со словами иркутского академика Михаила Ивановича Кузьмина: «Главную опасность, как обычно, представляют наши начальники» (впрочем, о них чуть ниже).
Но были и отличия от предыдущих сессий. На глаз, состав участников ( в том числе и выступавших) стал более разновозрастным. Председатель совета молодых учёных Института физики полупроводников им. А.В. Ржанова СО РАН кандидат физико-математических наук Илья Игоревич Бетеров рассказывал о том, во что сегодня трансформировалась «триада Лаврентьева», какие новые точки соприкосновения появились у Сибирского отделения, НГУ и технопарка, что молодёжь называет «прозрачной карьерой». Выступление показалось мне немного саморекламным, но Илья возразил: «Здесь, в Москве, многие думают, будто у нас в Новосибирском научном центре, в Академгородке всё заглохло. Я решил показать, что это не так». В фойе «Золотых мозгов» лежали пачки журнала «Эксперт» с интервью председателя СО РАН академика Александра Леонидовича Асеева, которые к обеду растаяли.
Преподаватель биоэтики Российского государственного медицинского университета и блогер, Михаил Сергеевич Першин предложил участникам конференции обратиться к главам страны, правительства и обеих палат парламента за поддержкой инициатив: удвоить общее финансирование российской науки, ввести налоговые льготы на инвестиции частного бизнеса в исследования и сохранить 100% сегодняшних бюджетных ставок, включая вакантные. Ещё одна идея, звучавшая в нескольких выступлениях, состоит в том, что стране необходим надведомственный орган, координирующий обеспечение и реализацию единой научно-технологической политики, наподобие советского Госкомитета по науке и технике (ГКНТ).
В отличие от прошлых сессий, на этот раз участники меньше спорили между собой. «Мы научились вести заинтересованный и доверительный, хотя и не совсем ламинарный (антоним слову «турбулентный» — НвС) диалог друг с другом», — сказал президент РАН академик Владимир Евгеньевич Фортов. Но не посовещаться и поспорить между собой, а обратиться к большим федеральным чиновникам напрямую, глядя в глаза — именно в этом заключается ценность такого формата, как Конференция научных работников России. И новая встреча в Москве показала, что эта коммуникация окрепла, шаг за шагом избавляясь от митинговой стилистики.
Котёл и шкаф
Напомним, что экстренный созыв конференции был вызван появлением проектов трех документов. Это правительственное распоряжение, вводящее жёсткие приоритеты в Программу фундаментальных исследований в Российской Федерации на долгосрочный период; методические рекомендации Минобрнауки РФ о переводе до 75% финансирования научных организаций по госзаданиям на конкурсную основу, а также план реструктуризации сети институтов, попавших в подведомство ФАНО России.
Против исходящей от чиновников «приоритезации», как и раньше, выступает большинство учёных. «Фундаментальную науку нельзя загонять в прокрустово ложе приоритетов, — сказал академик Валерий Анатольевич Рубаков. — Реализация принципа приоритетности приведет если не уничтожению, то к свертыванию целых отраслей». Другим аргументом «против» стала очевидная непредсказуемость научного поиска. Третьим — то, что при достаточном финансировании прорывы к новым знаниям происходят естественным путем, без ранжирования на более и менее актуальные направления. И не стоит кивать на кризис. «Мы добивались прибавки в условиях, когда баррель нефти стоил 12 долларов, а бюджет страны формировался каждый квартал», — напомнил академик В. Фортов.
Заместитель главы ФАНО Алексей Михайлович Медведев в свойственной ему мягкой манере отстаивал необходимость «приоритезации». Основной его аргумент — сделанный Президентом России беспрецедентный шаг по инициированию разработки Национальной технологической инициативы: «Это фон, на котором разворачивается реформирование науки». А науку, по мнению чиновника, тормозит «мелкотемье и рассредоточение ресурсов». «Ключевой дефицит, который у нас имеется, — уверен А. Медведев, — дефицит координации исследований и их встраивания в российскую экономику». Что же касается мнения самих учёных о ранжировании актуальности тех или иных направлений, то ещё Бисмарк говорил: «Война — слишком важное дело, чтобы доверять ее военным». Так и Алексей Михайлович напомнил: «В обсуждении участвуют независимые и сильные эксперты, не согласные с тем, что фундаментальная наука является котлом, в котором рождаются новые идеи, влияющие затем на развитие страны». Истинная дислокация волшебного котла не разглашалась.
Не меньше вопросов вызывает инициатива Минобра ввести внутриинститутские конкурсы на распределения средств по госзаданиям. Для начала, почему этим озабочено МОН, а не ФАНО, через которое теперь идёт финансирование подведомственных ему научных организаций? Замминистра науки и образования Людмила Михайловна Огородова отвергла мнение о том, что Минобрнауки собирается заниматься распределением средств институтов, тем более, в их стенах. Тем не менее, «методические рекомендации…», предполагающие доведение конкурсного способа распределения финансов внутри научного учреждения до 75%, разработаны не где-нибудь, а в МОН. В основном, к ним отнеслись критически. «Проигравшие в конкурсах будут выброшены на улицу. На таких условиях я отказываюсь конкурировать со своими коллегами», — сказал академик В. Рубаков. «Наука — это соревнование, а не конкуренция за право на существование», — развил его мысль кандидат физико-математических наук Дмитрий Юрьевич Колобов из иркутского Института солнечно-земной физики СО РАН.
Впрочем, не все учёные выступают против внутриинститутских конкурсов на средства, выделяемые по госзаданиям. Доктор исторических наук Аскольд Игоревич Иванчик (Институт всеобщей истории РАН) считает, что альтернативой является только административный ресурс директора. Да и некоторые критики оговаривались: нет, мы за конкурсное распределение финансирования, но не базового, а дополнительного.
Несколько менее дискуссионным был вопрос о реструктуризации экс-академических институтов. Возможно, потому, что замглавы ФАНО Алексей Медведев заявил об отсутствии в его ведомстве «тайного шкафа», по полочкам которого уже разложены готовые секретные планы. Чиновник напоминал, насколько сами учёные вовлечены в этот процесс: они составляют две трети рабочей группы по реорганизации институтской сети, тогда как сотрудники федерального агентства — одну треть. И он, и замминистра МОН не единожды подчеркнули полезность цивилизованной полемики вокруг проектов их ведомств. Правда, Людмила Михайловна считает, что «…обсуждать в зале какой-либо документ невозможно», и учёным следует делегировать представителей для кабинетного формата общения. Оба вторых лица покинули «Золотые мозги» задолго до конца конференции, что вызвало реплику: «Огородова сказала, что пришла нас послушать, а в результате мы послушали её, и она уехала».
Уловители помех
Приведенные выше слова принадлежали доктору химических наук Татьяне Савельевне Папиной из барнаульского Института водных и экологических проблем СО РАН. Она решила поделиться «взглядом изнутри» на то, «что мешает жить науке» — так и называлось её выступление. Основных помех Татьяна Папина видит пять. Первая — это отсутствие работающих механизмов двухстороннего взаимодействия научных институций и власти: реплика про уехавшую замминистра иллюстрировала как раз этот тезис. Из него прямо следует второй — о том, что решения государственной важности принимаются скоропалительно и непродуманно. Аксиома, которую приходится повторять снова и снова… Третья препона определена первыми двумя: это некомпетентность чиновников, оптимизирующих не результативность подопечных, а собственную целевую функцию, состоящую в отчётности и еще раз отчетности. Четвертым системным недостатком Татьяна Папина назвала низкий уровень выпускников вузов, а пятый отнесла к внутренней жизни: «…закрытость и оторванность от реалий научной жизни членов Президиума РАН (при прежнем руководстве Академии) и несменяемость директорского корпуса».
Докладчица, в числе многих, уверена, что стране «…нужна выверенная и взвешенная научная политика», для чего, в частности, следует учредить «ГКНТ 2.0». Хотя большинство выступлений было посвящено не вопросу «что делать», а констатациям того, кто (или что) виноват(о). В основе всех проблем отмечалась недостаточная (около 1%) доля ВВП России, которая отводится финансированию науки. Как сказал Дмитрий Колобов, «Нам нужна экономика знаний, а не экономия на знаниях». В свою очередь, в рамках одного процента необоснованно мало средств выделяется на обеспечение работ в институтах, перешедших в структуру федерального агентства. Кстати, сильное оживление в зале вызвал комплимент Людмилы Огородовой: «Работники ФАНО являются лидерами фундаментальных исследований» — она имела в виду, вероятно, всё же учёных, а не чиновников. А люди науки по-прежнему не считают себя интегрированными в рамки этого ведомства. Академик В. Рубаков: «Мы вправе потребовать от профессиональных управленцев из ФАНО повернуться лицом к нашим проблемам — реальным, а не выдуманным. Именно при таком условии учёные убедятся, что ФАНО действительно нужно».
Впрочем, Людмила Огородова права в другом: для конструктивной работы, в том числе и с документами, есть более технологичные форматы — круглые столы, консультативные и наблюдательные советы, рабочие группы и согласительные комиссии. А задача двухтысячного форума — довести до высших эшелонов власти голос научного сообщества с акцентами на самых болевых зонах. Достаточно громко предостеречь от принятия волюнтаристических решений: таких, каким было внесение законопроекта о реформе РАН, авторы которого по сей день успешно законспирированы. Приучить ведомственных руководителей к диалогу, к общению face to face, а не только путем обмена бумагами. Искать взаимоприемлемый стиль: один из ораторов сказал, что «…разговоры с чиновниками надо вести на языке выпускника 10-го класса», другая — что самим учёным неплохо было бы пройти курсы тайм-менеджмента и современных коммуникаций.
«Мы можем не просить, а требовать от власти соблюдать интересы нашей страны». Эти слова одного из выступавших можно посчитать просто звонкой фразой. Можно увидеть в ней одновременно и протестный, и патриотический посыл. А можно просто констатировать замену сказуемого. Ведь учёные, от аспиранта до академика — такие же избиратели и налогоплательщики, как все остальные.
Разве что с повышенным содержанием гражданственности.
Андрей Соболевский
Фото автора