Граница дозволенного

Еда в современном мире становится наркотиком и антидепрессантом, легальным разрешением получить удовольствие, снять стресс. Если алкоголизм и наркомания осуждаются обществом, то пища необходима нам для жизни, без нее организм не сможет существовать. Однако такая естественная биологическая потребность тоже способна стать аддикцией. Разбираемся, что это такое и каковы механизмы ее возникновения.

Существуют два понятия: пищевая зависимость (аддикция) и расстройства пищевого поведения (РПП). Ключевое отличие пищевой аддикции от РПП заключается в том, что в ее основе находится принцип положительного эмоционального подкрепления (обуславливания). То есть в результате переедания или голодания человек испытывает физическое удовольствие и прилив положительных эмоций. Расстройства пищевого поведения — это не зависимость, а поведенческие синдромы, нарушения естественных функций приема пищи. Поэтому терапия направлена либо на борьбу с отклоняющимся от нормы поведением, либо на восстановление здоровых отношений с едой.
 
 
Любая аддикция — зависимое поведение, при котором человек начинает убегать от сложностей и проблем внешнего мира, используя какое-либо химическое вещество или способ деятельности. На них аддикт концентрирует все свои усилия и внимание, не удовлетворяя остальные потребности. Этот способ уйти от реальности может быть в разной степени разрушительным. Однако он помогает снизить напряжение и тревогу, а также сбалансировать эмоциональное состояние. «К химическим зависимостям, когда мы привязаны к поступающему чуждому для организма веществу, относят алкоголизм, табакокурение и даже злоупотребление кофе. К поведенческим — азартные игры или, к примеру, любовную аддикцию», — поясняет доцент Института медицины и психологии В. Зельмана Новосибирского государственного университета кандидат биологических наук Елена Алексеевна Дорошева.
 
Пищевые зависимости — булимия (привязанность к употреблению большого количества пищи) и анорексия (привязанность к голоданию). Это две противоположные аддикции. В первом случае человек переедает. После или во время этого неконтролируемого процесса ему становится хорошо, потому что вырабатываются гормоны удовольствия. Если у булимика есть какие-либо проблемы, например сложности на работе или в учебе, которые провоцируют чувства разочарования и раздражения, он начинает их заедать, пытаясь справиться с этим стрессом. Очень часто больной испытывает чувство вины, которое заставляет его провоцировать рвоту или активно заниматься спортом, чтобы избавиться от съеденных калорий. 
 
При анорексии физиологический компонент другой. С одной стороны, во время голодания возникает стресс, при котором также выбрасываются гормоны удовольствия, но уже не от поступления пищи, как в случае булимии. На определенном этапе голодания люди могут ощущать себя хорошо: они испытывают чувство легкости и эйфории. Это такая попытка нашего организма справиться со стрессом. С другой стороны, человек получает наслаждение от осознания, что преодолел себя, ведя такой образ жизни. Пациент может страдать от ограничительной формы поведения: его вес тела в норме, но он продолжает постоянно ущемлять себя в еде, испытывая негативные эмоции при употреблении чего-то «запретного». Самовосприятие анорексиков тоже нарушено. Даже при здоровом весе или, наоборот, слишком маленьком они ощущают, что их тело полное и есть лишние килограммы, а от этого продолжают ограничивать себя в еде. 
 
Зависимость ведет к появлению навязчивых идей, которые мешают нормальной жизни. «Человек не может нарушить свой режим, даже мысль об этом приводит его в ужас. Сюда же прикрепляется чувство вины и стыда. То есть, например, жена не думает о том, что ей нужно поговорить с мужем об их отношениях. Она приходит с работы и единственное, что ее заботит, — это как проконтролировать свое питание. Так теряется контакт с реальностью», — говорит Елена Дорошева.
 
Если мы в меру ограничиваем себя голоданием, интервальным питанием или отказом от определенных продуктов так, что это не мешает решению жизненных задач, здоровью и получению удовольствия от жизни, то эти действия вполне нормальны. Зависимое поведение — устойчивое и систематическое. При отказе от вредной привычки у человека возникают неприятные ощущения, он становится резко раздражительным и агрессивным или чувствует подавленность. Просто убрав аддиктивный сценарий поведения, ничем его не заменив, зависимый может чувствовать себя только хуже. Например, бросивший курить человек может испытывать серьезные нарушения настроения, физические недомогания, у него может нарушаться сон. Поэтому важнейший критерий диагностики зависимости — неспособность самостоятельно остановиться без отрицательных последствий. 
 
 
Понять, что у человека есть аддикция и нужна помощь специалиста, можно, если он постоянно сосредоточен на мыслях о еде. Думает о том, что съесть, как приготовить, сколько в этом куске торта калорий. Происходит потеря контроля над собой, когда невозможно ограничиться, например, парой конфет на десерт и нужно есть, пока не станет трудно дышать. А если случается неприятность, возникает желание купить себе что-нибудь поесть в качестве «компенсации». Это может быть как любая еда, так и что-то определенное. Или, наоборот, все мысли посвящены ограничению питания, рассуждениям о полезности или вредности того или иного продукта. По сути, вопрос питания становится смыслом жизни и отодвигает остальные интересы на второй план. «Временами мы переедаем по праздникам. Тут не стоит говорить, что у нас пищевая аддикция. Проблемы начинаются тогда, когда переедание становится единственным способом снятия напряжения», — говорит исследовательница.
 
Пищевая аддикция формируется на основе врожденной предрасположенности. Ей сильнее подвержены те люди, которые изначально чувствительнее к стрессу. Они будут искать способы справиться со своими эмоциями и ощущать себя лучше. То, что это будет именно пищевое расстройство, а не иное нарушение, например азартные игры или алкоголизм, уже зависит от самого человека и среды. Очень часто пищевая аддикция формируется под влиянием семьи. Озадаченные вопросом питания и фигуры родные транслируют ребенку определенные идеи. Врачи-психотерапевты называют это родительским программированием аддиктивного пищевого поведения. «Если в родительской семье акцентирован вопрос питания, есть модель решения проблем с помощью их «заедания» или модель самоограничения, беспокойство по поводу веса и формы тела, уровень беспокойства у повзрослевшего ребенка будет выше», — поясняет ученый.
 
Целая группа генов, связанных с системой моноаминов (нейромедиаторов и гормонов — к ним относятся серотонин, дофамин, норадреналин, адреналин), тоже влияет на предрасположение к пищевой зависимости. Это те вещества, которые регулируют наше настроение. Дофамин входит в систему подкрепления поведения (когда мы получаем какое-либо положительное вознаграждение, а после повторяем действие, которое привело к этому результату). Например, для людей с аддиктивным поведением характерна мутация в гене, который кодирует фермент моноаминоксидазы, регулирующей обмен моноаминов, и у них есть тенденция к снижению уровня дофамина. Поэтому уровень его содержания в крови приходится поднимать благодаря поступлению пищи или путем отказа от нее. «Стоит понимать, что по одному поврежденному гену нельзя сказать, что человек обязательно будет пищевым аддиктом», — говорит Елена Дорошева.
 
Мутации в генах дают только предрасположенность к зависимостям, формируя определенную уязвимость. Если, например, ребенок растет в благоприятных условиях, где родители учат его адаптивными способами регулировать эмоции и проявляют заботу, то он может справляться со своими переживаниями, снимать стресс уже здоровым образом. Психологическую предрасположенность к пищевой аддикции определяет и то, как в детском сознании сформировалась система семейных установок.
 
Некоторые исследователи аддикций придерживаются психологической теории Курта Левина. Они считают, что у людей с зависимостью «полевой» характер поведения. Люди с преимущественно внутренним контролем поведения ориентируются на особенности своего организма, внутреннее состояние, а те, кто имеет внешний контроль поведения, — на «поле»: мотивации создаются тем, что происходит вокруг. Поэтому человек с пищевым расстройством привязан к общественному мнению. Например, булимики и анорексики в большей степени интересуются мнением окружающих, стараясь быть для них привлекательными. Сама еда при булимии приобретает неотразимость — ее хочется съесть только потому, что она попала в поле зрения. Такой нездоровый интерес приводит к провоцированию рвоты после еды или голодовкам.
 
 
В последнее время появляется много нестандартных видов расстройств приема пищи. Например, орторексия — навязчивое стремление к здоровому питанию. Это может быть отказ от сахара, соли, молока и его производных или скрупулезный подсчет калорий, в итоге человек употребляет в пищу ограниченный спектр продуктов. Орторексик уделяет много внимания контролю: что, в каких дозах и когда он ест. Этим часто могут страдать спортсмены, например бодибилдеры или гимнасты, ведь им важно соблюдать жесткую диету, постоянно считать соотношение белков, жиров и углеводов. «В таком случае мы не говорим, что причина такого питания — действительное выраженное отсутствие необходимых питательных веществ, человек, по сути, зависит от самой формы управления своим рационом, и постепенно оно становится навязчивой мыслью», — поясняет Елена Дорошева.
 
Страсть к определенному продукту — тоже зависимость. Но тут стоит учитывать физиологические потребности организма. При низкой усвояемости какого-либо микроэлемента мы можем хотеть есть конкретный продукт, потому что таким образом компенсируем его нехватку. Очень часто летом нам хочется легкой для желудка еды, а зимой — фруктов, витаминов. Наш организм сам регулирует процессы потребления пищи. Только при наличии пищевой аддикции эти механизмы саморегуляции ломаются, становясь искусственными, неправильными, и человек реагирует лишь на нехватку дофамина.
 
У животных редко возникает необходимость (и возможность) заедать стресс. Однако похожий механизм появляется в искусственно созданных условиях, когда кошка или собака находятся в замкнутом помещении с постоянным доступом к еде. Они не могут себя чем-либо занять, потому просто едят от скуки и ради удовольствия. 
 
Пищевым аддикциям специалисты уделяют много внимания. Чтобы лучше понять, как формируются такие расстройства в детстве, ученые исследуют симбиотические семьи с гиперопекой. В них родитель слишком сильно контролирует ребенка — во многом сам делает за него выбор. Вырастая, дети не понимают, чего хотят. Им становится трудно приспособиться к внешнему миру, и когда наступает стресс, они ищут способы уйти от проблем.
 
Сейчас, в период пандемии, зависимости от еды сильно обостряются. У людей усиливается чувство тревоги, напряжение, проявляется широкий спектр стрессовых реакций. Специалисты разрабатывают всевозможные программы терапии, помогающие страдающему от зависимости разобраться в своих эмоциях, научиться их контролировать. «Получается такой круг: чувствительные люди в неблагоприятной среде более склонны к формированию аддикций. Поскольку высокая чувствительность вызывает много негативных эмоций, они начинают ее глушить импульсивным, чрезмерным потреблением пищи или другими способами контроля. В итоге люди с нарушениями пищевого поведения становятся менее чуткими к себе, часто у них наблюдается алекситимия — невозможность понять и отрегулировать эмоции. При работе с пациентами, страдающими пищевой зависимостью, психотерапевт учит заново чувствовать самого себя, возвращая обратно к ощущению своих потребностей и желаний, при этом обучая удовлетворять их безопасным для организма образом», — говорит Елена Дорошева. 
 
Анастасия Федотова
 
Фото автора