Потенциал Караканского бора – исследовательский, рекреационный, природоохранный - осознается еще недостаточно четко. Лес, как и большинство ему подобных природных объектов, куда активно ступает нога человека, страдает от чрезмерного количества вырубок: на это, кстати, жалуется администрация и общественность Ордынского района. Не стоит сбрасывать со счетов и еще одну вечно-бесконечную проблему: мусор. Если перефразировать классика, то, проезжая мимо пары огромных благоухающих свалок, у меня слетела шляпа. В очередной раз стало стыдно за человечество, никак не желающее увозить с собой следы удавшегося отдыха.
Эколог из Сибирского экологического центра Александр Владимирович Дубынин, главный специалист лаборатории геосистемных исследований Центрального Сибирского ботанического сада СО РАН доктор биологических наук Николай Николаевич Лащинский и преподаватель гуманитарного факультета НГУ сотрудник Института истории СО РАН кандидат исторических наук Вадим Викторович Журавлев еще в 2010-м году заявили о необходимости создания «охраняемой территории для всего Караканского бора со статусом, сходным с национальным парком, подразумевающим возможность ограниченной хозяйственной деятельности, а также активное развитие экологического, учебно-просветительского и оздоровительного туризма в его пределах». Об этом написано в материалах, которые подготовили специалисты, чтобы обосновать проектирование такого объекта.
«Не было бы Оби – не было бы и леса»
«Каракан – это сосновый бор. Откуда он взялся в лесо-степной природной зоне Новосибирской области?» – вопрос, на который не ждут ответ, задает Николай Лащинский. Как дальше объясняет ученый, типичная картина для НСО – это большие открытые ландшафты, как правило, используемые под пашни, а между ними березовые колки. Распаханные территории используются по понятным причинам – они покрыты лёссовидным суглинком, очень продуктивным. Каракан же, напротив, стоит на песке, который непригоден для каких-либо сельскохозяйственных начинаний, зато очень хорош для сосны – породы, растущей на самых бедных и кислых почвах. «На их формирование, - говорит Николай Лащинский, - повлияли два фактора: геология и климат, и оба они связаны с Обью». Если мы заглянем немного вглубь, то сможем увидеть комплекс древних обских террас, то есть стародавнее русло реки, определенное древним тектоническом разломом. Поверхность же, как предполагает ботаник - мега-дюна: «Есть мнение, что это след катастрофического наводнения – когда в Алтайских горах прорвало Чуйскую долину, гигантская волна пошла вниз. Мощный поток тащил камни – от огромных до мелкой фракции, а потом, выскочив на равнину, резко расширился, скорость понизилась, и все, что он мог уносить за собой – это песок».
Обь (теперь и Новосибирское водохранилище) играет ключевую роль и в обеспечении Караканского бора влагой – ведь среднегодовое количество осадков там около 300 миллиметров, что, разумеется, абсолютно недостаточно для любого леса, тем более, такого мощного и высокого. «Его здесь и не было бы, если б не река», - восклицает Николай Лащинский, поясняя: «Еще одно название приобских боров – потные. Вот смотрите, песок ведь не только мелкий, но и рыхлый. Его частицы намного крупнее частиц, например, глины, так что между ними образуются полости и не формируется капиллярной сети. Поэтому если внутрь попала вода, то она там очень надежно хранится. Кроме того, небольшие полости между песчинками заполняются воздухом – свято место, как говорится, пусто не бывает. Днем у нас жарко, а ночью температура падает, можно даже сказать: резко идет вниз, так как рядом огромное водное тело с очень мощной теплоемкостью. Происходит выпадение росы, которая в нашем случае появляется не только на поверхности, но и внутри: воздух, содержащийся между песчинками, выделяет капельки влаги. Этого ничтожно мало, однако вода попадает на корневые окончания деревьев – точечно-адресный полив. За счет этого эффекта микроскопические капли влаги поддерживают огромные территории сосновых боров».
Речка Каменка течет на дне большого «каньона»: на много метров вниз стремится каменная стена – и это есть, как говорит Николай Лащинский, особая черта Караканского бора: выходы палеозойских пород. «Полная неожиданность, - комментирует он, - включение горного ландшафта в руслах некоторых рек, которые в своем нижнем течении резко меняют свой характер – та же Каменка, например, в конце мая бежит весьма бурным порожистым потоком».
«Здесь, - объясняет ботаник, - встречается несколько видов мхов, которые были зарегистрированы только высоко в Алтайских горах. Есть и другие реликтовые растения, как предполагают специалисты, они сохранились в Сибири со времен домамонтовых, доледниковых». Лащинский оглядывается по сторонам и тянется к совершенно неприметному - только глаз специалиста выделил бы его из общего разнотравья -стебельку: «Вот, например, одно из них – мятлик складчатый. У него уплощенный, а не цилиндрический, как у большинства злаковых, стебель с резкими ребрышками, напоминающий меч», - держа в руках растение, рассказывает Николай Николаевич.
Исторические легенды и легендарная история
Это каньонообразное место имеет свое собственное, персональное название: урочище Тертый Камень. Действительно, если посмотреть на скальники, есть ощущение, будто их обрабатывали гигантской теркой: слоистые породы располагаются не горизонтально, но вертикально, а также наискось. Это свидетельствует о том, что территория испытала мощные поднятия и деформации.
Вообще, топонимика здешних мест очень интересна. «Почему этот природный объект так называется?» - задает вопрос Вадим Журавлев, и сам же на него отвечает, - «есть три версии». По его словам, первые две относятся к непосредственному переводу топонимов: «черная вода» либо «черная кровь». Что касается третьей, то она более нетривиальна: «кара-хан» - «черный», то есть, татарский, по аналогии с «белым» русским – «царь». Вообще, очень многие названия здесь говорят об истории, которая приближается и дышит тебе в спину: обернешься, и нет ее, но легкое дуновение осталось. Так, например, деревня Ерестная – от слова «ересь» - место жительство еретиков, старообрядцев. Или село Чингис, одно из самых старых поселений на территории Новосибирской области. Поселение было основано татарским князем по имени Тарлава возле впадения в Обь двух одноименных рек – Большого и Малого Чингисов, отсылающих к легенде, которую охотно рассказывает Вадим Журавлев: «Когда умирал Чингис-хан, то велел разрубить себя на множество частей, и каждую похоронить в разных местах своей империи. Здесь была упокоена рука».
Ставка Тарлавы появилась в 1629-м году, сразу после Смутного времени. Тогда чаты и барабинцы – татарские племена, которые жили на территории НСО - частично восстали против русских. Князь настолько усилился, что угрожал Томску и сжег предместья этого города. Чтобы противостоять ему из Москвы был прислан воевода Яков Тухачевский - представитель того же самого смоленского рода, к которому принадлежал Красный Маршал. Он возглавил объединенное войско, состоявшее больше, чем наполовину из татар, и начал осаду Чингис-городка. «Произошло это в марте-апреле 1631-го году и стало самым большим и важным военно-стратегическим событием на территории НСО. Оно на сто лет примерно определило южную границу продвижения русских в Сибири», - комментирует Вадим Журавлев.
Затем освоение неспокойных мест, по словам историка, основательно замедлилось, и только в петровское время русские начали укрепляться в сих пределах, возникли другие села. Основной же этап заселения – времена Екатерины Великой. «Одновременно со строящимися заводами сюда пришло крепостное право, которого тут никогда раньше не было, и людям, по понятным причинам, это не очень нравилось, - рассказывает Вадим Викторович, - Так что здесь был и свой Емельян Пугачев, или, скорее, Робин Гуд, ибо Каракан – Шервудский лес Западной Сибири». Звали благородного разбойника Афанасий Селезнев. Как и другие подобные персонажи, он был оборотнем – только превращался не в волка или какого немирного зверя, а, соответствуя своей фамилии, в селезня: «Его несколько раз ловили и сажали в темницу. Тогда Афанасий просил всего лишь одну ложку воды и уголек. Когда ему приносили требуемое, разбойник угольком рисовал на стене волны, брызгал из ложки, открывался водный простор – он превращался в селезня и уплывал из камеры». У Селезнева, как у всякого уважающего себя разбойника, есть и заговоренный клад – лодка, полная золота, затопленная в озере Глубоком. (Сказочно-легендарные клады, надо сказать, всегда отличаются этими двумя параметрами: большими размерами и сложностью в доступе). Дадутся сокровища, как водится, не всякому – а юной невинной девушке по имени Анна.
Кстати, о кладах. Чтобы не ходить далеко – Глубокое все-таки не ближний свет – Вадим Журавлев рассказывает и другую историю, связанную с тем самым местом, где мы все стоим. «Когда-то на месте деревни Нижне-Каменка было татарское поселение, - начинает он, - непростое, у обитателей были накопленные ценности». На деревню, как водится, напали враги, окружив ее. Однако, местные жители знали, что так произойдет, и сложили все сокровища в котелок, в самый сложный момент вручив мальчику, который выбрался из подожженного селения и побежал вверх по речке. «Конники обложили его со всех сторон, - продолжает историк, - около этой самой скальной стены. Тогда он развернулся и вошел в камень». Действительно, на месте предполагаемого «входа» - четко обозначенный овал, как будто вдавленный внутрь. «Говорят, что безлунными звездными ночами, когда вода в реке стоит повыше, то над ней идет мальчик и несет светящийся котелок – это бывает на Ивана Купалу, - завершает легенду Вадим Журавлев.
«Трудно себе представить пространство, настолько разнообразное, богатое воспоминаниями. Этот лес никогда не жил без человека», - продолжает Вадим Викторович, и подтверждением этого служит рассказ начальника отдела археологии научно-производственного центра по сохранению историко-культурного наследия Новосибирской области Владимира Анатольевича Сумина. Он показывает остатки древних городищ на территории Караканского бора – в частности, непосредственно около одноименной реки. «Вдоль нее существует целый ряд поселений, мимо которых непосвященный человек просто пройдет», - замечает ученый, указывая на углубления в земле. На самом деле, это не просто квадратные ямы, а остатки жилищ. Археологических памятников, по его словам, в бору много – на охране стоит около 70 объектов, но на самом деле в этом плане Каракан практически не исследован.
«На сегодняшний день мы знаем: здесь нет пальм, обезьян и жирафов, - вторит ему Николай Лащинский. - Это незыблемо, и так будет всегда. Более детальной информации у нас нет. Это ненормально, когда за несколько дней работы мы увеличиваем знание о флоре района на 100-150 видов!»
«Шаг за шагом – к намеченной цели»
Словом, как можно понять, ни научные исследования, ни работа над тем, чтобы все-таки перевести Караканский бор в статус охраняемого объекта, еще не закончены. Кроме того, с каждым годом ситуация обостряется все больше и больше. Уже упоминавшиеся порубки, часть из которых проводится, по словам общественников Ордынского района, с вопиющими нарушениями, сокращают количество леса, а увеличивающийся поток отдыхающих в совокупности с их понижающейся культурой – качество. Плюс лесные пожары, которые несколько лет назад уничтожили значительные площади и от которых бор тем более не застрахован нынешним засушливым летом.
Тем не менее, идея о создании особой природоохранной территории постепенно продвигается и обрастает «плотью» конкретных дел и проектов. Специалисты обсуждают это на семинарах, пишут предложения и обоснования, депутат ордынского райсовета, как сообщают в СМИ, инициирует прокурорские проверки на предмет законности и целесообразности подозрительно обширных порубок.
…Текст «Материалов…», упоминавшихся в начале, сух и научен. В нем не найдешь красочного описания мятлика складчатого, легенды о мальчике и котелке, не почувствуешь сухой воздух, пахнущий хвоей, не увидишь плотины бобров с крупным отпечатком бобриной лапы. Однако главное – насущная, настойчивая необходимость что-то, наконец, сделать для улучшения ситуации с Караканским бором есть, и за ней уже встают увиденные жарким летним днем детали, которые пока – ПОКА еще существуют. Очень неосмотрительно и глупо терять этот новосибирский аналог Шервудского леса и Лукоморья из-за того, что решение охранять его на государственном уровне было принято слишком медленно.
Екатерина Пустолякова
Фото: Юлия Позднякова
